Афганская война ГРУ. Гриф секретности снят!

Вспомнил, как дед, Баев Илья Васильевич, рассказывал мне в детстве о злодеяниях большевиков в годы Гражданской войны в России, свидетелем этих преступлений он был, раскулаченный трижды.

– Все беды и несчастья идут от большевиков, они провоцируют людей на распри, чтобы в мутной воде хаоса и анархии извлекать пользу.

Так было в России, как говорил дед, так продолжается в Афганистане. Все повторялось один к одному. Были ли мы вправе навязать афганскому народу войну?

Всякая революция и последующая за революцией гражданская война – это несчастье для любой страны. Люди меняются в худшую сторону, ими руководит не разум, а пороки. Это они не сразу осознают, оказавшись втянутыми в разбой и насилие. Как те же «пьяные асы» будут вести себя в России, вернувшись после войны домой? Неужели так же, как в Афганистане? Будут все рушить, жечь, уничтожать, сжигать и ждать наград за свои «подвиги». А ведь у этих «асов» наверняка есть жены, дети, чему они могут научить своих детей, будучи сами не в ладах с законом и совестью?

Из-за потрясений и смуты обнищала и состарилась Россия-матушка, опустилась, как старая голубка, переживая нищету и убогость. Кто поднимет Россию с колен? Вот вопрос.

Там, внизу, была чужая земля, не наша, не русская. Глядя на изуродованную землю, я испытывал непонятную грусть. Вспомнил слова своего деда, Баева Ильи Васильевича: «Не спасет свою душу тот, кто не погубит ее ради других!» «Что же мне делать в Афганистане? Как вести себя на чужбине?» – думал я и не находил ответа. Твердо знал одну истину от деда Ильи Васильевича, что унывать нельзя. Это большой грех.

Трудностей в Афганистане будет немало, но ничего. Выдюжу, не согнусь. Все вытерплю ради России, и как говорил Мольер: «Да, я хочу умереть дома… Я хочу благословить свою дочь».

Из кабины пилотов вышел старший лейтенант Михаил Семенович Собакин. В его глазах, как на небе, светло. Бодро заявил:

– Подлетаем к Кандагару. Будем в аэропорту минут через 10–15. Да здравствует веселье! Да здравствует услад! Долетели, слава богу, нас не сбили басмачи, начало положено, теперь заправимся топливом и в обратную дорогу. Так и живем на нервах. Никуда не деться, война, будь она неладная! Я не трус, но я боюсь умереть на чужбине.

Я ничего не ответил Михаилу Семеновичу, подумал: «Каждому свое по его заслугам». Внизу, под крылом самолета, разливались ручейки по весне. Они, как муравьи, ползли к реке, чтобы прибавить ей силы. Весной все благоухало, природа оживала, независимо от того, идет война или ее нет. Зеленела травка, с гор сбегали шумные ручейки, говорливые и быстрые, как расшалившиеся дети, впадали в реки или пропадали в многочисленных песках, так и не добежав до устья реки.

– Как долго вы, товарищ полковник, будете в Кандагаре? – спросил Михаил Семенович.

– Время покажет! – уклончиво ответил я. – В Кабуле пробыл недолго, около недели, и как только увидел в Кабуле голову верблюда в руках нищего, засобирался в командировку. Это примета к перемене места.

Нищий бедолага запомнился мне надолго. Он нес в руках голову верблюда, нежно, осторожно, как ребенка, прижав к груди. Верблюжья голова кровоточила, кровь струилась на нищенскую одежду, но бедолага ничего не замечал; он целовал голову в губы, слипшиеся от засохшей крови. Впечатление было не для слабонервных. Поначалу мне казалась, что мертвая голова, увиденная в руках нищего, – плохая примета, но переводчик-азиат сказал, что не следует расстраиваться по пустякам, поскольку в Афганистане давно торгуют на майданах верблюжьими головами, как, впрочем, и головами русских солдат, десять американских долларов за штуку. Из голов варят вкусный бульон и едят.

– Отвратительная и поучительная картина наших будней! – отреагировал Михаил Семенович на мой рассказ. – Такие издевательства над нашими солдатами не позволяли даже фашисты в годы Второй мировой войны.

Возникла непродолжительная пауза. Мы оба молчали. Наконец Михаил Семенович спросил:

– Скажите, пожалуйста, товарищ полковник, какую житейскую мудрость вы потеряли в Афганистане и намерены ее найти?

– Ничего в Афганистане я не терял и, естественно, ничего не ищу. Это во-первых. Во-вторых, война привела меня в Афганистан, больше ничто. Как вы понимаете, Михаил Семенович, война – это не игра в солдатики, а Кандагар – не место для просмотра нового художественного фильма о войне. Вы сами как-то сказали, что Кандагар разрушен, обстановка там сложная и взрывоопасная. В Кандагар, как вы понимаете, на отдых не отправляют, как на Канары. Поэтому делайте вывод сами, почему полковника Генерального штаба направили в Кандагар?