Афганский исход. КГБ против Масуда

Пройдя метров триста, троица вошла в дом, где снимал жилье афганец. Здесь он узнал Резу, и тут ему стало страшно по-настоящему. Лицо иранца не отличалось подвижностью, темные глаза напоминали выключенный телевизор. Замахнувшись, Реза бить больше не стал — видимо, берег руки от ссадин. Ноги в ботинках поцарапать сложнее, но и пользоваться ими в крохотной комнатке неудобно. Черные очи вращались по замысловатой траектории, и Карим сообразил, что тот употребляет наркотики или нуждается в помощи психиатра.

Второй бандит выглядел вроде бы нормально, зато его обуревало желание пустить биту в ход. Он крутил ее, перекладывал из руки в руку и даже примерился, как грохнуть по радиоприемнику. Судя по зацикленности, в голове мысль о бите гостила в одиночестве. Сделав вид, что просто неловко повернулся, он таки исхитрился разбить стакан, попавшийся под руку. Только тогда слегка успокоился.

Усадив парня на стул, иранцы принесенным скотчем связали его руки и ноги, заклеили рот. Принялись обшаривать комнату, но скоро перешли к тупому переворачиванию предметов обстановки и вываливанию вещей на пол. Не найдя ничего интересного, бандиты вывернули карманы жертвы. Внимание привлекла сигаретная пачка с записанным номером автомашины.

— Где бабло? — спросил Реза. Его молодой помощник достал нож и надрезал скотч у рта жертвы, держа любимую биту под мышкой.

— У меня только крон 200. Клянусь Аллахом! Получка будет через неделю.

— Врешь! Где спрятал 400 «косых», которые неделю назад взял у Фарука?

— Что вы! В руках таких деньжищ никогда не держал. А Барбар мне ничего не давал. Клянусь!

— Опять врешь! Ты же был у Фарука после меня. Видел я тебя у подъезда.

Карим моментально понял, что это палестинец его предал, поскольку Реза никак не мог его видеть возле дома «банкира» и тем более знать, что он входил к Барбару. «Ах, Махмуд! Шакал! Вот почему пригласил в «Кебаб-хюсет», — мелькнула догадка. — Там и засветил перед гадами. Не жить ему, пришью. Потом. Сейчас надо спасаться. Им интересен номер на пачке — стоит рискнуть. Главное — выиграть время».

— Ну, заглянул я к нему, просил перевести 500 крон родителям в Афганистан. И что?

— То, что ты его грохнул и деньги забрал! Признавайся, иначе изуродуем.

— Да вы что! Он мне как отец родной. Я, как узнал, что «банкира» убили, места не нахожу. Сильно его помощи не хватает. Честное слово!

— Какой помощи?

— Подрабатывал у него по мелочи, на подхвате. Прошу, не бейте. И так инвалид, едва ноги переставляю. Теперь месяц лечиться придется.

Иранцы стали переговариваться на фарси (допрос они вели по-шведски), наивно полагая, что Карим их не понимает. Типичная ошибка для необразованных людей за пределами родной страны. Из реплик следовало, что бандиты разочарованы несолидным видом калеки и бедностью обстановки. Смущало отсутствие денег. В общем, на убийцу с большими деньгами афганец явно не тянул. Значит, надо искать другого, сильного и ловкого. Того, кто легко разнес голову Фарука.

— Чей номер у тебя записан на пачке?

— Одного чувака.

— Что за чувак?

— Когда я был у «банкира», он велел проследить за мужиком, которого ждал. Я во дворе спрятался и, когда мужик вышел, незаметно проводил до машины. Номер записал. Вернулся, позвонил в дверь, а Фарук не ответил. Думаю, уехал уже. Ну, пришлось к себе двигаться ни с чем. По телефону звонил потом, никто не подходил. Потом по ТВ сказали, что Барбара убили. Больше ничего не знаю, клянусь!

— Не гневи Аллаха! Лжешь! Чем докажешь свою правдивость?

— Так меня видел там знакомый палестинец. Может подтвердить. Я ни в чем не виноват. Не бейте меня больше. Пожалуйста.

— Как палестинца зовут?

— Махмуд, в Сольне живет. Могу найти, спросите его!

— Уже спросили. Говорит, ты последний входил к Барбару. Больше посетителей не было.

— Да не мог Махмуд такого знать. Он же видел только, как я входил. А когда я вышел, его уже не было возле дома. Смылся куда-то. Конечно, про мужика знать не знает.

— Опиши мужика. Подробно.

— Лет 35, рост 180, крепкий — похоже, качается в спортзале. Уверенный такой. В пиджаке. Швед или европеец. Вышел, посмотрел по сторонам и к «тачке» заспешил.

— Что у него с собой было?

— Сумку спортивную нес. На боку надпись, но я не рассмотрел — темно. Не очень легкая. Он ее из руки в руку перебрасывал.

— Машина?

— «Вольво 740». Цвет не разглядел в темноте. Серебристая или золотистая. Близко боялся подойти — мужик оглядывался, а улица пустая. Когда тачка тронулась, освещение номера включилось, номер стал виден. Больше ничего не знаю. Не бейте, очень прошу. Мне же завтра на работу. И так калека, едва хожу, сижу на лекарствах.

— Ну, смотри. Если соврал, мы из тебя шаурму сделаем. Понял?

— Понял.

После ухода иранцев Карим около часа стонал, прикладывая к синякам ледяную бутылку пива из холодильника. Понизив уровень боли до терпимого, прикорнул на диване. В быстром сне конечности подергивались, глаза под веками бегали, всхлипы дополнялись слезами. Бессилие и унижение постепенно заглушали физическую боль. Молодой хищник, уже вкусивший крови, метался от бессилия перед взрослыми преступниками.