Афганский исход. КГБ против Масуда

Матвей размышлял не о задании, а жизни: «Почему даже хорошие намерения нередко заводят в грязь и превращаются в гадость? Доброе дело — уход войск — прикрываем чудовищным методом. Конечно, выиграть войну в азиатской стране и остаться цивилизованным государством никому в современной истории не удавалось. Однако привезти «троянского коня» в Панджшер — верх цинизма. Вдруг Масуд не станет ждать три месяца и пустит деньги в оборот. Сам в сторонке постоит, а люди погибнут».

Отчасти в силу подобных соображений воспитанник кунцевского двора и попросил Старика лично отдать приказ. «Безусловно, слова — не документ — к делу не подошьешь. В крайнем случае, если афера вскроется и начальство свалит вину на меня, потребую испытания на детекторе лжи, — надеялся разведчик. — Полиграф должен подтвердить правдивость изложения мной сути операции и ссылку на приказ Старика. Стоять с мокрыми штанами придется, но не в одиночестве. Если обделаемся, то мощной компанией. Кепка общая, каждый потеряет гривенник».

Еще настораживало устройство ангара. Охрана и секретность понятны, но зачем шлюз, ведь процедуры выполнялись в кювете? Радиация — не микроб, по воздуху не вылетит? Матвей видел ультрафиолетовые лампы, которые при заражении скандием-46 не помогут. Неужели там демонстрировали и иные «пакеты»? Оперработник гнал мысль, а она не уходила. «Бывает, ждешь страшное, а оно не приходит, — размышлял Алехин. — Сейчас не так. Не рассосется».

Впереди на дороге стояла вереница машин.

— Что случилось? Авария? — спросил у шофера.

— Нет, очередь за бензином. Его не хватает — большой дефицит.

Как могла существовать нехватка бензина в стране, занимавшей первое место в мире по добыче нефти и двадцатое по числу автомобилей, Алехин не понимал. Водитель даже не удивлялся — служебные авто заправлялись без проблем по особым талонам.

«Население может жить без горючего, государство — нет. Именно отрыв одного от другого привел страну к разбитому корыту и доведет до ручки. Что же случится, когда за ручку дернут? Кто это сделает»? — мрачнел разведчик. Приезд в Москву не принес радости. Матвей любил Родину и не ощущал взаимности. Как и люди, стоящие в очереди за бензином или за всем остальным на протяжении 70-летней истории СССР. КПСС это не нравилось, и партия формировала «новую общность — советский народ». И вот образовалась общность людей, плохо одетых и обутых, не всегда сытых и обычно недовольных. Не пожелавших в нее влиться афганцев предстояло стращать (травить?) скандием. Как раньше пугали солдатами и танками в Восточной Европе. Достижения в балете и космосе уже не привлекали даже африканцев. «Интересно, сколько пообещают товарищу Наджибу? Пардон, он снова зовется Наджибулла, — возникла мысль, — Ведь Кабул также в состоянии помешать выводу войск или, по крайней мере, отказаться прикрывать его своими отрядами».

Глава 26. Редакция

24 сентября

Дорога через родной город оставляла тягостное впечатление: грязные улицы, облезлые здания, очереди в магазины. «Население работает. Начальство даже по выходным пашет, а толка нет, — сокрушался Алехин. По складу ума и по характеру деятельности Матвей понимал, что дряхлеющая КПСС с ее келейным Политбюро завела огромную страну в исторический тупик. Умиравшие генеральные секретари проезжали на орудийных лафетах с почетным караулом, дабы их похоронили на Красной площади. «Сердце столицы превратили в кладбище — вот физический итог моральной деградации, — горевал разведчик. — Там захоронен и прах Куусинена, хотя москвичам сей имярек неизвестен. Во время войны СССР с Финляндией деятель Коминтерна возглавил «финское правительство в изгнании», которое Сталин создал и через месяц забыл. И забытым именем назвали московскую улицу, на которой живет теща».

Руководитель КГБ Юрий Андропов, заняв пост генсека, тоже потерпел фиаско. Привел на партийный Олимп молодого Горбачева, и в КПСС ничего не изменилось. Матвей, кратко окрыленный лозунгами перестройки, быстро уловил их неискренность и опасность. Вместо свободы слова и прессы предлагалась дозированная мужами из ЦК «гласность». Вместо демократии — «перестройка», смысла которой не понимал и автор термина. Вместо рыночных отношений — «ускорение» народного хозяйства. Компартия не желала перестраиваться и расставаться с монополией на власть, распад экономики и общества ускорялся. Впереди маячила катастрофа. Новые пророки опять оказались лживыми.