Афганский кегельбан

Обе ладони Тарана заползли под Женины сиськи и усердно их ласкали, если не сказать, тискали, ноги жадно обнимали ее сомкнутые и крепко сжатые, но очень нежные бедра. Он жадно сопел и слушал сладкое аханье, которое испускала Женя при каждом толчке. С каждым разом эти стоны все больше разжигали Юрку, он толкался все яростнее и яростнее, а затем замычал от восторга, стиснув Женю в объятиях…

Как видно, сил на это дело Юрка потратил немало, потому что меньше чем через минуту после этого бурного финиша вновь накрепко заснул. Расслабуха так и накатила, Таран на пять часов провалился в такой сон, что его не то что пушкой, а даже атомным взрывом было не добудиться.

Однако Женя не заснула. Она откинулась навзничь на подушке, подогнула колени, прикрыв глаза веками, любовно поглаживала припотевшие груди, чуть-чуть отодвинувшись от Юрки и приблизившись к Надьке, которая, оказывается, уже вовсе не спала.

— Он спит? — заговорщицки прошептала законная супруга.

— Ага-а… — тяжко вздыхая, ответила Женя.

— Хорошо с ним, да? — полюбопытствовала Надька. — Лучше, чем со мной?

— Не спрашивай, а? — произнесла Женя. — Все равно, все уже решено. Я здесь последний день. Может быть, меня завтра или послезавтра вообще не будет, понимаешь? А если все-таки то, что мне вчера сказали, правда, я вернусь сюда нескоро, и вернусь совсем другой.

— И ты уже ничего не можешь изменить? — пробормотала Надька.

— Ничего. Во всяком случае, в лучшую сторону. Умереть могу, конечно, но я жуткая трусиха и не смогу себя убить, это точно. К тому же я уверена, что умереть мне не позволят. Они же и сейчас за нами следят, понимаешь? И если бы захотели, то помешали нам. Но не мешают, значит, все, что здесь происходит, им зачем-то нужно…

— Как страшно! — пробормотала Надька, поглядывая по сторонам, будто пытаясь определить, где стоит телекамера.

— Ничего особенного, — вздохнула Женя, обнимая и привлекая к себе мадам Таран. — Надо просто определить для себя, что тебе больше нужно: свобода или благополучие? Тогда все хорошо и просто. Если тебе по душе свобода, тогда ты можешь сама умереть или постараться, чтоб тебя убили. Если ты хочешь благополучия, сиди смирно и не вякай. А мне хочется и того, и другого, но здесь это невозможно.

— А где возможно? — спросила Надька.

— По-моему, нигде вообще, — вяло поглаживая Тараниху по грудкам, пробормотала Женя. — Нет никаких идеальных сочетаний того и другого. Простой пример: богатый живет в роскоши и сытости, но все время боится разорения или ограбления, бедный с хлеба на квас перебивается, но зато счастлив тем, что у него украсть нечего. И так везде, во всех странах — абсолютно. Мы заперты здесь, в стенах этого жуткого заведения, но зато нам не надо ни в очередях стоять, как при Советах, ни каждую копеечку считать, как сейчас.

— Когда они за тобой приедут? — робко спросила Надька.

— А сколько сейчас времени?

— Пять без малого.

— О, тогда у нас есть еще часик на то, чтобы попрощаться… — мурлыкнула Женя. — «Прощай, мой табор, пою в последний раз!»

И с этими словами, она мягко откинула с ног одеяло.

Если б Таран в этот момент не спал, то пришел бы в ужас, а то и со стыда сгорел бы в одночасье — это точно!

Все у этой самой Жени было женское: прическа, груди, плечи, бедра и ляжки, попа и талия. Только вот на самом главном месте вздымался мощный мужской агрегат, да такой, что ничуть не уступал Юркиному… Опять же он был никакой не синтетический, а самый что ни на есть натуральный. Если б Юрка не держал Женю за сиськи, а попытался под животом пощупать, то, глядишь, давно обнаружил бы, с кем имеет дело. Что бы тогда произошло — аллах ведает. Но Таран и тогда был в полусонном состоянии, и сейчас дрых со спокойной совестью. Причем настолько крепко, что не проснулся даже тогда, когда его благоверная уселась верхом на Женю и пошла раскачиваться во всю ивановскую, сотрясая кровать и почти в голос постанывая от страсти и наслаждения… Не услышал Юрка и обоюдного взрева, которым все закончилось, не почуял, как Надя и Женя в ванную мыться бегали. Все это мимо него прошло.

Проснулся Таран только тогда, когда сквозь шторы уже утренний свет пробивался, а рядом вообще никто не лежал. Надька уже покормила Лешку и собиралась его во дворе выгуливать. Само собой, что Юрка, озаботившись, куда исчезла его супруга, сбегал было в противоположное крыло, но на двери квартиры, где проживала Женя с Ксаной и Ксюшей, обнаружилась точно такая же наклейка, как на апартаментах Полины и Бореньки: «Жильцы на четвертом режиме».

Лишь потом Юрка вышел во двор и застал там Лешку, копошащегося в песочнице, а также грустную-прегрустную Надюху.

Таран, несмотря на то, что ночью пребывал в полусонном состоянии, все же был убежден, что Женино присутствие в их супружеской постели ему не приснилось. Вместе с тем он считал, что Надька тогда спала и о том, чем муж занимался с соседкой, не ведает. Поэтому он поинтересовался скромненько и как бы мимоходом, отчего Ксана и Ксюша гулять не вышли.