Афганский шторм

Адрес оказался под ногой, Лена с облегчением выпрямилась и тут же увидела над собой царандоевца. Вернее, увидела вначале его усмешку, потом услышала за занавеской водителя крик Махмуда и ужаснулась страшной догадке. Словно подтверждая ее, вошедший в автобус царандоевец потянулся к сумочке с деньгами. Лена задвинулась в угол сиденья, но длинные узловатые пальцы с широким перстнем дотянулись, замерли перед самым лицом. И Лена, словно под гипнозом, разжала пальцы, сама протянула деньги.

В дверях автобуса показалось еще несколько афганцев, уже без формы. Они втащили, бросили на пол автобуса окровавленного водителя и, улыбаясь Лене, расселись на сиденьях. Автобус плавно, умело тронулся, и Лена подалась к двери: высадите меня. Однако перед лицом вновь возник перстень, она успела даже различить на нем гравировку какого то цветка. Отпрянула: цветок каким-то образом – цветочная поляна! – напомнил о Борисе, и Лена спрятала за спину листок, словно в адресе было теперь ее единственное спасение.

…Капитан Ледогоров в это время подшивал подворотничок.

– Товарищ капитан, – заглянул, придерживая панаму, в палатку дневальный. – Вас срочно к командиру полка.

– Кого еще? – успел остановить Борис солдата. По фамилиям других офицеров можно было хоть предположить, ради чего командиру потребовался саперный ротный.

– У него сидят начальник разведки дивизии и авианаводчик. Из наших – вас и комбата два, – выдал необходимую информацию дневальный и исчез.

Значит, в горы. А если уже прибыл и авианаводчик, то – прямо сейчас. Комбат 2 считается самым опытным и толковым – выходит, дело сложное, если дернули его. Расклад не в пользу свежих подворотничков.

Борис двумя широкими стежками прихватил оставшуюся полоску материи, дотянулся до кровати, на которой, укрывшись марлей от мух, спал Сергей Буланов.

– Серега, подъем.

– Уже не сплю, – отозвался тот из белого кокона. Потянулся, распугивая мух и комкая марлю.

– Готовь на всякий случай людей.

– Есть.

В чем повезло в последнее время Ледогорову – прямым ходом после училища к нему в роту прибыл лейтенантом Сергей Буланов. От того курсантика, с которым когда-то искал мины под Суземкой, осталась только что исполнительность, но это был далеко не худший вариант.

– Еле пробился сюда, – смущенно опуская глаза, словно был в чем-то неправ, сказал в первый вечер Сергей. – Почти весь курс написал рапорта в Афганистан, так что пришлось заканчивать училище с красным дипломом, чтобы иметь право выбора.

– Значит, рвутся сюда? – с удовлетворением переспросил Борис. На его взгляд, ввод войск в ДРА имел какие то недомолвки, чувствовалась не вся праведность этого решения, но хотелось надеяться, что эти сомнения – только его личное недопонимание ситуации, что где-то кто-то знает больше и наверняка просчитал все. И если офицеры рвутся в Афганистан, значит, это он сам не до конца во всем разобрался. И это было хорошо, это снимало моральную ответственность за его пребывание на афганской земле, позволяя заниматься только выполнением боевых задач да заботой о своих подчиненных.

Сергей же за месяц службы в Афгане превратился из курсанта в офицера, заодно отравившись и водой из-под крана. Но главное – солдаты уже не боялись выходить с ним на задания. Что ж, Афганистан обтирал людей быстро, недаром правительство положило здесь военным день за три.

В прогнозе «на боевые» Борис не ошибся: «духи» захватили автобус, в котором ехала кассирша геологов. Капитан про себя даже выругался: идиоты, неужели не понимают, где находятся, разъезжают, как на курорте. А теперь из-за их разгильдяйства или прихотей подставляй под пули солдат. Кому война, а кому и мать родная…

– Район уже блокируется сухопутчиками, вы – на усиление, – подвел черту под заданием командир полка. – Через двадцать минут доложить о готовности к рейду.

– Ты что такой счастливый, будто под дождь попал? – на ходу сбрасывая куртку, поинтересовался Борис у кружившего по палатке лейтенанта. Тот остановился напротив, сжал кулаки, потряс ими в воздухе:

– Сын! Сын у меня родился, командир! – Буланов для подтверждения схватил лежавшее на столике письмо. – Вот. Сын. Настоящий. Три двести.

– Ну, это Улыба молодец. А ты-то тут при чем? – подтрунил Ледогоров.

– Как?.. Да ну вас. Сын! Теперь раз увидеть – и помереть не страшно.

– Не болтай ерунды перед операцией, – оборвал на этот раз серьезно Ледогоров. – Поздравляю, но отметим это дело потом. Через пятнадцать минут начало движения.

– Командир, хоть на сутки, хоть на час, хоть одним глазком можно будет потом как-нибудь?..

– Тринадцать минут, – еще жестче перебил Борис, влезая в маскхалат. Подумал о почтальоне: если через голову ему не доходит, когда приносить и раздавать почту, придется вдолбить через руки, ноги и чистку туалета.