Афганский транзит

– Теперь, как в сказке, – предположил Шимко. – Трое из ларца.

Будто по его заклинанию дверцы распахнулись и из них вышли три парня. Быстрым шагом двинулись в усадьбу Хошбахтиева. Некоторое время спустя они вернулись, неся по картонной коробке, затянутой полиэтиленом.

– Грузят, – констатировал Садек.

– Смотри, угадал! – съязвил Суриков. – Потому давай вылезай и дуй к телефону. Звони Эргашеву. Доложи, что мы решили завершать операцию. Груз у Хошбахтиева. Позволять его развозить нет причин. И предупреди, чтобы связались с авиаотрядом. Нельзя, чтобы до Акила Исфендиарова с земли дошли плохие вести. Пусть спокойно летит в Москву.

– Я до аптеки, – сказал Садек. – Там телефон-автомат.

Он вернулся через четверть часа. Суриков ни о чем не стал спрашивать, только вопросительно посмотрел на товарища.

– Там переполох, – доложил Садек. – Утром застрелился Бобосадыков.

– Что в отношении нас? – спросил Суриков так, словно его совсем не заинтересовала новость.

– Говорил с Джадаловым. Он разрешает брать.

– Слышали, мужики? – спросил Суриков прапорщиков. – Вот и все. Шашки к бою!

Из двора усадьбы вышли трое. То были Аслан Хошбахтиев, Длинный, которого Суриков и Садек уже видели на автозаправке, и секретарский сын Рахим Утежанович. Все разом сели в машину. Рахим взялся за руль. «Волга» мощно фыркнула и двинулась. Когда она выбралась из тупика и стала сворачивать направо, Шимко, лихо крутанув руль, выскочил на встречную полосу и встал поперек дороги. Завизжали тормоза. Трудно сказать, как бы потекли события, если бы водитель не выскочил из «Волги». Горячее сердце джигита Рахима, привыкшего к тому, что его появление на дороге заставляет всех остальных жаться к обочине, не позволило снести такого нахальства. Того, кто встал на его пути, надлежало хорошо проучить.

– Ти-мати! – обрушил на присутствовавших Рахим фразу, родившуюся в грязи, в дерьме подобранную и изрыгаемую любителями крепких слов по случаю неимения других. Замахнувшись, он бросился на Шимко, который показался ему вахлаком-недотепой. И вдруг, ничего не поняв, Рахим оказался на земле лицом вниз.

– Руки! – прозвучала команда, которая разъяснила все разом.

Подскочившие к «Волге» с двух сторон Суриков, Садек и прапорщик Телицин распахнулй дверцы машины.

– Руки за голову! Выходить по одному!

Растерявшиеся Аслан Хошбахтиев и его напарник не сопротивлялись. Щелкнули замки наручников.

В это время на сцене появился неожиданный фигурант. Невысокий узбек в адидасовских синих кедах, в хлопчатобумажном тренировочном костюме, в черной расшитой белым узором тюбетейке выскочил из-за ствола огромного чинара, где его до сих пор никто не видел. В руках он держал пластмассовую легкую сумку с расплывчатым изображением полуголой девы. Заметив происходившее, он быстро извлек из сумки пистолет. Сжав оружие двумя руками, как то делают гангстеры в западных фильмах, парень вскинул ствол и начал прицеливаться. Суриков, стоявший к стрелку ближе других, ни о чем не думая, рванулся к нему. Грянул выстрел. Он прозвучал ударом циркового бича. Испугались, шарахнулись воробьи, копошившиеся возле навоза, оставленного на проезжей части случайным ишаком. Опрокинутый мощным ударом в грудь, Суриков взмахнул руками и упал навзничь.

Шимко, бросив спеленутого Рахима, рванулся к стрелявшему. Резко оттолкнувшись ногами от земли, прапорщик подпрыгнул метра на полтора и сверху обрушил удар сапог на поясницу бандита. Произошло это так быстро, что тот не успел сделать второй выстрел. Не понимая, откуда последовал толчок, бандит закричал и упал на асфальт лицом вниз. Инстинктивно нажал на спуск. Выстрел грянул, когда пистолет уже коснулся земли. Пуля чиркнула по дорожному покрытию, выбила глубокую кривую борозду в мягком от тепла гудроне и, зазвенев, ушла в небо.

Шимко наступил ногой на кисть, еще сжимавшую пистолет, слегка надавил подошвой и выдрал оружие из пальцев.

Суриков, к которому поспешил Садек, лежал лицом к небу. Оглушенный тяжеленным ударом, он медленно приходил в себя. Открыл глаза. Мир выглядел сумрачным, лишенным четкости очертаний. Звуки доходили до сознания откуда-то издалека, будто ему заложили уши ватой. Суриков попытался сесть, но Садек придержал его рукой.

– Лежи.

– Чем это меня? – спросил Андрей и потрогал себе макушку. – По голове?

– Хуже, Суриков. Лежи! – Садек подсунул руку под его бронежилет и пальцами прощупал грудь. Крови не было. – Больно?

– Нет, там все онемело.

– Сто лет будешь жить, дорогой! Хороший лифчик прапорщик подобрал!

Садек встал, подошел к типу, лежавшему на земле. В ярости замахнулся ногой для пинка, нацеливая носок ботинка в бок, усилием воли сдержался, только скрипнул зубами.

– Ну, поднимайся! Разлегся тут!

Со стороны квартала Кохнакалай, от тупиков Хошхал и Дараз раздался шум голосов, донеслись ругань и крики. Что там происходило, поначалу никто не понял. А происходило вот что.

Босой мальчонка в белой рубахе с непокрытой головой бежал вдоль улицы, размахивая руками. Его красный пионерский галстук сбился на правый бок и развевался над плечом, как язык пламени.