Афина Паллада

— Горе тому, кто подвержен на охоте своим чувствам! У охотника должно быть железное сердце, иначе он не прокормит семью!

У фанзы шамана стояли почитатели прекрасной Цюай-Хо. И она сказала при всех:

— Хорошо, я выйду за Кима, но при условии, что он будет стоять у очага, а я возьмусь за охоту!

— Ким не согласится на это, — почтительно возразил Ту-Минг.

— Тогда пусть он принесет мне солнечную шкуру хозяина тайги — медведя Золотая Пята — я сошью из нее свадебную шубу!

Попятились юноши от нее при этих словах. Золотая Пята страшный зверь, его обходят даже тигры — «боги, охраняющие женьшень от человека». И сказать так — значит накликать беду на селенье. Вдруг медведь слышал слова Цюай-Хо?

Но многие юноши воспламенились. Они взяли оружие, сели в долбленые лодки и поплыли к острову Змей, куда раньше ходить не отваживались.

Ночью шаман бился в священном припадке, заклинал медведя, который ревел в лесу. Ким резал из свинца пули с тупыми гранями, а прекрасная Цюай-Хо пела песни, принесенные луной, ветром, каплями дождя.

Серый зимний день ускользал за сопки, словно на лыжах, на студеных желтых лучах заходящего солнца. Рокотало вдали темно-синее море. В древних обветренных скалах оно лизало заледеневший берег, перемывая причудливые раковины, впитавшие гул и шелест тысячелетий.

На крутых приморских сопках, погруженных в белый сон, уныло чернели сучья кедра и бархатного дерева. Верещала сойка, да изредка слышалось в лесу мяуканье диких котов.

Ким быстро бежит на лыжах, подбитых шкурой нерпы. Лунным серебром отливают меха, добытые на веселой, на трудной охоте. Поскрипывает ледяной наст. Охотник спешит к становью тигроловов, где его ждет мясная похлебка и крутой кипяток, заваренный щепотью пахучей травы.

Уже много дней он ищет встречи с медведем — тщетно.

Снова донесся волчий вой — Ким слышал его весь день и знал: обезумевшая от голода волчья стая преследовала какую-то жертву.

Неожиданно он вышел на крупный свежий след медведя. Ему показалось, что в кустах мелькнула толстая пятка. Он перезарядил ружье, обмотал шею серебристым лисом и побежал.

Медведь закружил след и сам вышел в спину охотника.

Безмолвие тянется на сотни верст. Заворохнется в инейных ветках ночная птица, скрипнет обмороженное дерево — и опять тишина.

Гаснут в море последние отблески света.

По вершине сопки длинной цепью бежит волчья стая. Острый глаз следопыта разглядел впереди вожака с белой звездой на лбу. Ким не раз встречался с ним на тропе, но всякий раз волк уходил, незримый, как дьявол.

Волк безошибочно вел стаю на пройденный след охотника. Весь день они не приближались к нему. Значит, где-то здесь их жертва.

Ким резко повернулся и увидел медведя. Хозяин тайги мигом отступил, слился в сумерках с валуном.

Близко провыла волчица. Сотни волчьих глоток отозвались на склоне. Вой рос, заполнял мир, сузившийся до ближайшей сопки, замораживал кровь и сердце.

Это выл голод. И медведь, и охотник оцепенели, попав в волчье кольцо.

Хищники долго юлили, подбираясь к роскошной туше медведя. Наконец, маленький дерзкий волчонок с искривленной голодом пастью прыгнул — и задергался на снегу с распоротым брюхом. Когти медведя покраснели. В тот же миг вожак вцепился в загривок медведя, и стая завыла в предчувствии горячей крови.

Грянул выстрел. Белая звезда волка потемнела. Вожак уткнулся мордой в снег.

Медведь отступил ближе к человеку.

Выстрелы останавливали наседающую стаю.

Заряды кончились. Ким отбивался ножом. Отступая, он уперся в теплую спину медведя.

Порой Ким выручал медведя, порой медведь спасал охотника.

Вытоптан, почернел от крови снег. Последний волк, пожирая тощие потроха сородича, скрылся в лесу.

Ким повернулся к товарищу по битве и пожал тяжелую лапу хозяина лесов.

Зимние звезды блещут над темными сопками. Спят снега, молчит океан. И молчит медведь, уносящий в лапе тепло руки охотника, исчезнувшего в ночной темноте.

Еще более разгневана прекрасная Цюай-Хо:

— Разве это охотник? Ему оставалось ткнуть медведя ножом, а он ушел. Я просила его принести медвежью шкуру, а он принес песню о битве с волками!

— Ким — великий охотник! Он убил Белолобого! — потупился Ту-Минг.

— А я прекрасна! Знает ли он легенду о священном Корне, дающем бессмертие?

— Он любит ее пересказывать у костра.

— Пусть Ким найдет его… Я хочу стать бессмертной. Тогда Ким станет равным моей красоте. А если нет, я выйду замуж… хоть за тебя, горбатого!

Страстно вспыхнули глаза Ту-Минга, улыбка желаний змеится в уголках тонкого рта, и он тихо сказал:

— Хорошо, прекрасная дочь шамана.

А юноши, стоящие рядом, негодовали на Цюай-Хо, но, словно выпив настоя женьшеня, становились мужественными, бросали пепел костров и шли навстречу ветрам и тиграм.

Белые табуны вьюг мчатся по Волчьей пади. Пляшут тайфуны на Тихом океане. Ким лежит на горячих камнях. В фанзу вошел Ту-Минг и передал слова Цюай-Хо.

— Поистине она любит меня великой любовью! — простодушно воскликнул охотник. — А такая любовь не довольствуется малым. Она требует мужества и доблести… Есть ли Корень бессмертия? Ведь это легенда…