Афины и Константинополь. А. Милюкова. – Турецкая империя. Сочинение А. де Бессе

Само собою разумеется, что университет всех принимает радушно, и за то молодые люди платят ему самой пылкой приверженностью к нему и к науке.

Были случаи, – рассказывает г. Милюков, – что иной приходил в город с несколькими драхмами в кармане и определялся слугою или мальчиком в какой-нибудь магазин, требуя за свои труды только кусок хлеба да три часа в день для посещения лекций.

То же самое, что университет для молодежи, составляет институт, Арсакеон, – для девочек. В нем есть и казенные воспитанницы и приходящие; большая часть приходящих принадлежит к беднейшему классу городских жителей. Почти все по окончании курса расходятся на места гувернанток или учительниц в провинциальные школы.

«А если не найдется места?» – спросил наш путешественник свою прачку, у которой дочь тоже ходила в Арсакеон. «Так что же, – отвечала гречанка, – разве образование помешает ей стирать белье? Она и теперь иногда помогает мне» (стр. 77).

Любовь к образованию простирается до того, что, не довольствуясь школами, существующими в Афинах и других городах, жители деревушек сами часто отыскивают и нанимают какого-нибудь бедного учителя и поочередно дают ему постель и обед.

И все-таки этот народ не имеет никакого значения, все-таки не добился внутреннего устройства, которым бы мог быть доволен!.. И только волнуются понапрасну горячие люди, подобные студенту, декламировавшему пред г. Милюковым…

Турки – те уже, кажется, благоразумнее: их ничто не тревожит, ничто не занимает… Нас недавно упрекали, на французском диалекте, за то, что мы очень апатичны и мало интересуемся общественными делами.[3] Но нас еще что же упрекать? Посмотрите-ка, что в Турции делается: то ли еще увидите!.. Во время житья г. Милюкова в Константинополе разыгрывалась, например, история с дунайскими княжествами. Слухи носились изумительные, французский посланник торжественно снимал свой флаг, готова была, по-видимому, разразиться новая война; европейское население города бегало, хлопотало, догадывалось, кричало и беспокоилось ужасно. А турки сидели себе преспокойно в кофейных; никто и не спросил о том, чего хочет англичанин и о чем хлопочет француз. Ни один турок не полюбопытствовал даже взглянуть на торжественнейшую церемонию с пушечной пальбой, сопровождавшую снятие французского флага. Франки же сами и бегали смотреть на эту торжественную сцену!.. Наконец в Константинополе разнеслись слухи, что русская армия вступила уже в Валахию: [4] и тут ни один турок рта не раскрыл, пальцем не пошевелил… Как сидел, курил себе в кофейной, так и остался в своем невозмутимом кейфе…

Вот это так действительно спокойствие, тишина и неподвижность! На это можно полюбоваться или рассердиться, как кому лучше нравится… А мы что! Нас еще можно назвать беспокойными и неугомонными сравнительно с мудрыми подданными Высокой Порты!.. Успокоимся же, читатель, и да не возмущают нас никакие упреки!

Примечания

Впервые – «Совр.», 1859, № 11, отд. III, стр. 98–102, без подписи. Авторство Добролюбова устанавливается гонорарной ведомостью «Современника» за 1859 год (ЛН, № 53–54, стр. 256) и подтверждается также тем, что цитаты из книги Милюкова есть в начале рецензии «”От Москвы до Лейпцига” Бабста» (в том же номере «Современника»); презрительное упоминание о сочинении Булгарина «Россия в историческом, статистическом, географическом и литературном отношениях» встречается и в статье «Русская цивилизация, сочиненная г. Жеребцовым» (см. т. 3 наст. изд.); есть намек на книгу Жеребцова и в настоящей рецензии (см. ниже прим. 3).

А. П. Милюков (1817–1897) – историк литературы, известен «Очерком истории русской поэзии» (1847) (см. статью Добролюбова «О степени участия народности в развитии русской литературы» в т. 3 наст. изд.).