Тот вечер казался особенным. Я только — только освоила защиту каро-канн. В быстрых шахматах на каждый ход есть только четверть часа, так что дядя оказался не готов. Поэтому, когда он попытался схватить меня, ему не удалось. Я мгновенно вскочила и сверкая улыбкой и пятками, метнулась в угол спальни, за кровать, под нее.
— Победа!
— Ты смухлевала.
Он нагнал, подхватил на руки и положил на кровать.
— Выиграла, — смелась я, отбиваясь от беспощадной щекотки, задыхаясь от смеха.
— Ты ответишь, вьяна. Защита в дебюте черными, вот, я тебя покажу.
Неописуемо приятно побеждать взрослого. Шахматам меня начал обучать дядя в четыре года. Мы играли не сложные партии.
Я заливаюсь смехом, вырываюсь и ускользаю от вездесущих беспощадных пальцев, пока он случайно не схватил меня за руки и не прижал.
В первые секунды мир окрасился в оттенки интенсивного вишневого. Все вокруг поменяло цвет, завораживая переливами паутины, так, что я вмиг застыла. В душе разлилось чувство мягкой радости, как восхитительная жидкая карамель на языке. Все тело пронзали силы эмоционального пробуждения, захотелось утонуть в этом. Я ахнула от восторга.
Дядя резко отпустил.
Я бухнулась на кровать, и, осталась лежать с раскрытым ртом и распахнутыми глазами. А сверху надомной стоял он.
— Прости, — бросил он, пропавшим голосом, повернулся и вышел из спальни, так ничего больше и не сказав.
Несколько человек занимались сбором материалов. Биологических, химических, психологических. Фотографировали. Снимали отпечатки.
Ниршан стоял посреди номера и думал о том, что напугал ее. Прикоснулся к томику Гете на прикроватной тумбе. Он взял книгу, рассматривая. Пальцы Максимы трогали его, листали потрепанные страницы. Корешок сносился, зелёный переплет выцвел. Чем он ей нравится?
В верхнем обрезке книжного блока зияла расщелина. Что-то толстое лежало в книге, маленькое, так как ничего наружу не торчало. Ниршан раскрыл ее. Внутри, как закладка, лежала монета. Он достал ее, с удивлением рассматривая. Надо же, какое совпадение. У него такая же. Он залез в карман пиджака и вынул свою. Теперь в ладони лежало два кругляша, идентичной чеканки и возраста. Существовала какая-то незримая связь между, на первый взгляд, несвязанными людьми. Сколько таких монет по свету бродит, но две оказались у него. Кривые, стертые временем, темные и поблекшие, они молчали и не раскрывали тайн прошлого.
— Дело приобретает серьезный оборот, — сообщил Велигор, вошедший в номер. — Гуй Ли настоял на участии.
— Неймется, — Ниршан спрятал монеты в карман.
Велигор озабоченно вздохнул.
— Предоставь доступ. К материалам, к тому, что удалось узнать. Дай общий вход в сеть. Что-нибудь нашли?
— Пока нет, — Ниршан, кинул на группу. — Пустили сканеров по городу, но как ты сам понимаешь, где орден, там глухо и пространство не прощупывается. Закрытие полное.
— Зачем им она? Хотел бы я знать, — Велигор взял в руки книгу, осмотрел.
— Тоже сомневаешься, что она шептун.
Брюнет бросил на Ниршана полный скепсиса взгляд, говорящий.
Не было женщин шептунов. Они не знали с чем именно это связано. Женщины с уникальными способностями встречались в человечестве. Они ни в чем не уступали мужчинам. Ни в практиках, ни в уникальных достижениях, но шептунов среди них раньше не было.
— Мы должны проверить, — ответил Велигор. — Ваша связь слабость. Следующая ночь будет такой же. Рано или поздно поймаем.
Он сердито посмотрел на Ниршана.
— Далеко не уйдет.
На следующую ночь их ждал сюрприз. Связь прервалась, так же, как и за две недели до этого. Ниршан вырубался, но нигде не просыпался. Девушка в его теле тоже молчала. Они пробовали попасть в ее тело, безрезультатно.
— А может быть, не поймаем, — сожалея, признал Велигор.
Как может заглушить подобное?
Связь оставалась, но в сознании возникал заслон. Как задвижка в водопроводной трубе, мешающая течь воде далее. Он многое знал о течении Ци и сознании. Особенно о женском. Когда-то, у него был свой гарем, как у большинства арктиков. Он был как все, пока не появилась Летти.
Он сразу почувствовал в ней мощнейшую иньскую Ци. Летиция Лацио, ледышка до кончиков пальцев. У итальянцев есть поговорка «Если итальянцу связать руки за спиной, он не сможет говорить». Это не о ней. Летти умирала от эмоций, разрывалась на тысячу осколков, но вовне, во внешнем виде: в пульсе, сердцебиение, речи и взгляде ничего не отражалось. Никогда. Более сдержанной и скрытной женщины, он не встречал. Она открывалась только для своих. Для близких и тех, кого любила.
Она собиралась замуж. А когда узнала, о планах Ниршана на нее, не раздумывая, отказала. Сказала, ей не нужен тот, кто не умеет любить. Не чувствует, как люди. Арктики не поддаются иррациональным порывам, слишком давно живут, чтобы не руководствоваться логикой. Ниршан вполне испытал бешенство и вызов, до сжигающего в венах желания. В любви и на войне все средства хороши. Тот, кто так сказал, был круглым идиотом. Он получил Летти. Она стала его таухуа.
Цена оказалась высокой.