Но, достигнув Святой Горы, Георгий уже не застал там блаженного Евфимия, так как преждевременная кончина похитила его в Царьграде. Преподобный мог только поклониться его гробнице и просить его молитв. С радостью приняло его братство обители Иверской, которой управлял тогда соименный ему Георгий, родственник Евфимия. Смирение пришельца, строго исполнявшего все послушания монастырские, было столь велико, что его приняли сперва за простеца и невежду, ибо в продолжение первых семи лет никто не мог предполагать в нем глубоких его познаний. Когда же наставник его, затворник Георгий, в отдаленной Сирии узнал, что ученик его в великой лавре Иверской, на Афоне, живет праздно, хотя и в строгих подвигах иночества, не приступая к переводу Священного Писания, еще не удостоен сана священнического, тогда послал к нему другого благоговейного ученика своего — Феодора, с Черной горы, с изъявлением своего неудовольствия за неисполнение данного им повеления. Георгий, по чувству крайнего смирения прежде уклонявшийся, а теперь побуждаемый этим отеческим внушением, решился наконец принять предлагаемый ему сан священства и вскоре потом был избран настоятелем церкви, или благочинным, в обители Иверской.
После сего не дерзал он более медлить и приступил к занятиям духовным. Прежде всего перевел он синаксарий, как необходимое украшение Церкви, по истолкованию ее празднеств, ибо книга эта была только вкратце изложена Евфимием; потом перевел все Евангелие, по зачалам, и праздничные паремии, большой требник, толкование на книгу Бытия, первый месяц минеи и все Апостольские послания. Братия, увидев наконец, какой чудный светильник возжегся для них на Святой Горе, общим согласием возвели его на степень настоятеля обители Иверской. Долго противился Георгий и требовал, чтобы его избрание совершилось по жребию, — и три раза бросали жребий, но из трех имен, возлагаемых во время Литургии на Божественную трапезу, три раза выпадало имя Георгия. Тогда восприял он настоятельство и усугубил иноческий свой подвиг — облекся во вретище, отказался от вина и молока, даже и в разрешенные Церковью дни, и, поучая паству словом, показывал ей путь к вечной жизни на самом деле, собственным примером.
Тут только открылась вся глубокая его мудрость, долго таившаяся на дне его души: с самого прибытия своего на Святую Гору старался он от присных учеников великого Евфимия выведать все подвиги его, равно как и отца его Иоанна, Торникия и других подвижников, радевших об устройстве Иверской лавры, о правилах ее и уставах, и впоследствии, когда принял жезл пастырский, все это на память будущим родам собрал в один свиток. Одним из первых деяний настоятельства его было — для хранения мощей блаженного Евфимия приготовить драгоценную раку, в которую с великим торжеством перенес он мощи святого из Церкви Крестителя, где были они первоначально погребены, в новоустроенный благолепно храм Богоматери. Десницу же Евфимия, богомудрыми писаниями просветившую народ иверский, положил в особенный ковчег, со святыми мощами первомученика Стефана, Богоносца Игнатия, Иакова Персского, Космы и Дамиана, сорока Мучеников и целителя Пантелеимона, и этот кивот всегда носил с собой, так что имя Евфимиево от Святой Горы до горы Черной славилось нераздельно с другими великими угодниками Божиими. Не хотел благочестивый Георгий оставить вне сыновней ограды и родителя Евфимиева, который дотоле почивал в церкви Архангелов: он мощи старца Иоанна положил подле любимого им сына и потом озаботился обретением и перенесением в тот же храм мощей прочих великих подвижников, помогавших Евфимию в переводе Священного Писания. Это были: блаженный Арсений, епископ ниноцминдский, для безмолвия пустынного на Святой Горе оставивший кафедру свою в Кахетии и знаменитый своей ученостью, священноинок Иоанн Гердзелидзе; оба они — скончавшиеся в затворе, вне обители, и погребенные при малой церкви святого Симеона Столпника.
Много перевели они и переписали своей рукой священных книг, ибо тогда Афон был духовными Афинами, рассадником просвещения для земли иверской. Георгий и сам, как великий писатель, умел достойно оценить труды их и восхотел сохранить потомству самые их останки. Он скорбел духом, что не знал места погребения их, но Промысл Божий, для возбуждения большей веры, открыл ему это. На общей их могиле выросло финиковое дерево, корни которого, глубоко проникнув в землю, обвились вокруг этих святых мощей и распространяли благоухание их. Георгий, вынув мощи из среды корней, положил их в притворе южной части соборной церкви, близ мощей святого Евфимия, и запечатал гробницу, чтобы никогда не открывать ее, украсив ее иконой и крестом, и установил, чтобы постоянно горели пред ними три неугасимые лампады.