Афонский патерик или Жизнеописания святых на Святой Афонской Горе просиявших

9) 12-го числа того же месяца я заметил, что блаженный старец близок к смерти, и сказал ему: «О блаженный отче Симеоне! Вот уже близок твой благой переход в вечный покой, хотя я уже слышал твое благословение твоему наследию, но теперь дай им свое последнее благословение». Блаженный, подняв руки, со слезами начал говорить: «Троице святая, Боже наш! Славлю Тебя и благословляю Тебя; молю Тебя и представляю себя Тебе. Даю моему наследию третье благословение. Господи Вседержителю, Боже отец наших: Авраама, Исаака, Иакова и праведного семени! Сохрани и укрепи державу бывшего моего владычества; на помощь им отныне и до века да будет Пресвятая Богородица и моя, хотя и грешная, молитва. Даю же им прежнюю заповедь: да будет между вами любовь; кто ее нарушит, да уничтожит его и семя его Божий гнев». Я же на это сказал «Аминь». — После этого блаженный старец сказал: «Чадо мое! Принеси мне образ Пресвятой Богородицы, ибо я дал обет пред ним испустить свой дух». Я исполнил его повеление. Был вечер. Блаженный старец сказал: «Чадо мое! Будь добр, возложи на меня погребальную рясу и наряди меня точно тем святым образом, как мне лежать во гробе; распростри на земле рогожу и положи меня на ней; под мою голову положи камень, пусть я здесь лежу до тех пор, пока Господь посетит взять меня отсюда». Я исполнил все, им заповеданное.

Все мы смотрели и горько плакали, видя таковое неизреченное Божие смотрение на сем блаженном старце, ибо как и здесь он просил у Бога, и Бог дал ему в державе, так и до сей минуты не лишил его ни единой духовной пищи, но все ему исполнил. Поистине, возлюбленные мои братия и отцы, чудно было видеть того, коего боялись и трепетали все страны, подобным одному из странных, нищим, обвитым мантией, лежащим на рогоже на земле, с камнем под головой; ему все кланялись, а он умиленно у всех просил прощения и благословения. Была ночь, когда все, простившись и благословивши друг друга, разошлись по кельям читать правило и затем несколько отдохнуть. Я же с одним иереем, мной оставленным, всю эту ночь остались при блаженном старце. В полночь умолк блаженный старец и больше не говорил ко мне. Когда настало время утрени и началось пение в церкви, опять просветилось лицо блаженного старца и, обратившись к небу, он сказал: «Хвалите Бога во святых Его, хвалите Его во утверждение силы Его». Я же сказал ему: «Отче! Кого ты видишь и кому говоришь?» Он же, посмотрев на меня, сказал: «Хвалите Его в силах Его, хвалите Его по множеству величествия Его». И сказав эти слова, он тотчас испустил свой пребожественный дух и умер о Господе. Я же припал к его лицу и долгое время горько плакал; поднявшись же, я благодарил Бога, что Он сподобил меня видеть таковую кончину сего преподобного мужа [72].

10) Когда вся братия узнала о его смерти, стали навещать его, дивились светлости его лица и говорили: «О блаженный Симеоне, удостоившийся при кончине видеть таковое видение, что Владыка Господь благоизволил воздать тебе за подвиги твоих трудов, и потому при исходе своей души ты с веселостью произнес сладостные слова: хвалите Бога во святых Его, хвалите Его во утверждение силы Его; хвалите Его по множеству величествия Его. Блажен ты будешь везде, и потому произнес ты сей блаженный глас». После этого, взяв с честью его преподобное тело, мы, по обычаю, поставили его на средине церкви. По окончании утрени при бесчисленном собрании монахов начали петь обычные песни над телом преподобного и тем исполнили сказанное: боящиеся Господа славят. Точно так же тогда монахи других народностей пришли поклониться ему и отпеть с великой честью панихиду: прежде всего пели греки, затем иверы, русские и болгары, и потом опять мы (т. е. сербы) — его собранное стадо. По окончании Литургии и всей обычной службы все целовали преподобное тело, и я грешный, во исполнение его завещания, обвил его и положил его в новом гробе. Собравшееся множество монахов я не отпустил до девятого дня, но всякий день творили о нем святую службу.