Афонский период жизни архиепископа Василия (Кривошеина)

Для полноты характеристики личности владыки мы приводим в книге несколько писем «простых»людей: покаянное письмо монашенки из Пюхтицкого монастыря и несколько писем монаха П. О.² из Солуни — мы с удивлением узнаем, что о. Василий, кроме всего прочего, был «занят» покупкой зерна, дров и составлением нотариальных бумаг.

* * *

В архиепископе Василии было незаметное для людей, мало его знавших, очень редкое противоречие — между значимой (почти совершенной) духовной личностью и как бы органичной, внешне неприметной,естественной скромностью. В повседневной жизни он был очень непритязателен.

Именно Афон, куда он поехал паломником в 1925 году и где остался послушником, сделал владыку Василия таким, каким он был: смиренным монахом, ведущим скромную жизнь, сохраняющим при этом свободу мысли и слова. Человек глубокой эрудиции, полиглот, несмотря на все сложности, с которыми ему пришлось столкнуться в Церкви. Именно правда и любовь заставила владыку Василия всю жизнь оставаться верным Московскому Патриархату. Выбор владыки Василия, впрочем, как и выбор митрополита Антония (Блюма), был очень непростым. Особенно если вспомнить, в каком разделении и даже взаимной вражде пребывали в те годы православные юрисдикции. Но по его же высказываниям можно судить, что он никогда не жалел о своём выборе. И это в то время, когда вполне можно было бы находиться во вполне «благополучной» юрисдикции Константинополя и таким образом быть независимым от Москвы, хотя и не прерывать с Патриархией и ее паствой евхаристического общения. Именно так поступила основная масса русских в Европе, все, кто группировался вокруг парижского Свято-Сергиевского института и получал в нем образование. Из переписки выходит, что «евлогиане» запрещали своим прихожанам ходить на улицу Петель (Париж), в Патриарший храм Трёх Святителей исповедоваться и причащаться, несмотря на то, что многие из верующих провели в РПЦ большую часть своей жизни, все друг друга знали, жили в одном городе. Эта трещина в результате превратилась в незаживающую кровоточащую рану. Если бы владыка дожил до 2007 года, то наверняка возликовал бы, узрев воочию объединение двух ветвей Русской Церкви! «Слава Богу,

2 Полное имя нам не известно.

12

Предисловие

свершилось!» — именно так воскликнул митрополит Антоний (Блюм), незадолго до своей кончины, прочтя письмо Патриарха Алексия II от 1 апреля 2003 года с призывом учредить единую Митрополию в Западной Европе.

Конечно, на деле всё было гораздо сложнее — и это сразу поймет каждый, кто читал воспоминания владыки Василия. Ничего советского в большинстве русских эмигрантов-священников не было, а в Советской России на них смотрели как на белоэмигрантов, следовательно, как на врагов и матерых антисоветчиков. Выбор владыки Василия и митрополита Антония прежде всего был связан с тем, что они понимали: Церковь Христова и православная вера неизмеримо больше, чем любая политическая система и, главное, чем взгляды и страхи тех людей, что составляют ее земную часть. Они не были слепыми и, безусловно, видели в Московской Патриархии тех лет её задавленность и зависимость от большевистского режима, но главным для них была ясность и каноничность выбранной юрисдикции, которая на русской земле наследуется тысячелетней церковной традицией.

Многих поражала во владыке поистине монашеская бедность. Об этом в своих воспоминаниях пишет и митрополит Антоний. После кончины владыки Василия нам передали его вещи, и мы были потрясены теми изношенными и заштопанными рубашками — видимо, он никогда ничего себе не приобретал, кто-то ему штопал старые вещи, ведь для него никогда не существовало материальных ценностей, в жизни он был, что называется, «непрактичным человеком», плохо понимал в хозяйстве, а к деньгам был совершенно равнодушен. Единственное, что он берёг и собирал, так это свою библиотеку, и жил одной мыслью: успеть сказать, написать, помочь людям, ничего не требовал для себя, а стремился делать всё только для блага Церкви.

Было в нём то, что казалось для афонского аскета парадоксом — интенсивное жизнерадование, интерес к политике, явная любовь к приятномуужину и красному вину. Самые разные авторы писем на Аф он постоянно спрашивают его, не прислать ли тех или иных газет, в курсе ли он последних новостей. Владыка всегда живо интересовался событиями в России, и не только церковными, но и политической атмосферой, инакомыслящими в СССР, и особенно А. И. Солженицыным, с которым у него была переписка. Ведь воспоминания архиепископа «Февральские дни в Петрограде в семнадцатом году» и «Спасённый Богом» были внимательно изучены Солженицыным, и сам владыка и семья Кривошеиных вошли в главы его романа-эпопеи «Красное колесо».

Как мы уже говорили (а страницы этой книги есть тому доказательство), до конца дней оставалась в нём нежная привязанность к семье, братьям, к единственному племяннику. Наверное, это не типично для афонского аскета,

13