Афонское свидетельство

Нестяжательность и воздержание должны определять всю нашу жизнь, ибо от них рождается благодушное терпение скорбей, молитва и богомыслие. О необходимости уклонения от соблазнов говорит и великий отец наш Диадох, епископ Фотикийский: «Душа, не освободившись от мирских забот, ни Бога не возлюбит искренно, ни диаволом не возмерзит, как достойно»[32]. Это начальное делание, которое мы описываем, согласно учению наших отцов, всегда предшествует созерцанию[33]. Практическое делание, «практика», заключается в соблюдении заповедей и телесных трудах: посте, бдении, молитве, послушании, смирении, незлобии, в заботе о ближнем и злострадании. Если благодатью Христовой мы это сохраним, то изымаемся от неразумной, противоестественной жизни, полной недостатков и излишеств[34], и возводимся на вторую ступень, которая именуется «очищением». Здесь страсти перестают пленять чувства и остается только естественная надобность, но и та низводится до минимума добродетелью нестяжания. Это достижение есть дар благодати, а также и победа ума, который умело понудил чувства на служение естественным потребностям и отсек безрассудные желания и расточительство. С этой ступени и начинается восхождение подвизающихся.

Поскольку ум, как мы упоминали выше, достиг своего правильного служения, привел в порядок чувства и установил контроль над страстями, то он получает в награду просвещение благодатью и очищение. Ибо как чувства осквернились через подчинение страстям, так и ум через страстные представления и образы стал нечистым в помыслах, а значит, связанным и слепым. Когда же благодать просветит его, он получает очищение, просвещение и освобождение. И тогда, о тогда!.. Блажен и треблажен тот ум, ибо, согласно убеждению наших отцов, он «видит дальше демонов». Человеческий ум по своей природе имеет возможность большего просвещения, потому что у него есть и собственный свет, кроме света благодати, чтобы рассуждать и чувствовать издалека, что лукавые духи замышляют против него. На этой ступени верующему предстоит более утонченный подвиг, ибо борьба здесь по большей части мысленная, и результат ее очень важен. Поскольку ум начал видеть и, значит, познавать, что «откуда приходит и куда уходит» (Ин. 3, 8), уже нельзя оправдать его за неисполнение долга, и, стало быть, он следит за состоянием совести со вниманием. Вот что говорит, слово в слово, великий отец наш Исаия Отшельник: «Станем же, возлюбленные, в страхе Божием, храня и соблюдая практику добродетелей; не давая претыкания совести нашей, но внимая себе в страхе Божии»[35]. Как на первой ступени практического делания мы старались не согрешать делами и чувствами, таким же образом и сейчас будем соблюдать ум наш от неприязненных и греховных помыслов. Здесь необходимо сделать одно указание, чтобы кто-либо не испугался, если в его воображении будут появляться греховные образы помимо его воли. Всякая вещь, которая приходит в соприкосновение с нами, появляется в уме как образ, и от нашего намерения не зависит, чтобы появлялось лишь то, что нам предпочтительней. Как глаза, когда они открыты, охватывают все, что находится в поле зрения, так и в ум наш входит всякая идея и мысль из внешнего пространства. Таким образом, как простые прилоги, проходят на «экране» ума различные греховные образы. Но после прилога начинается контроль и ответственность с нашей стороны. Нужно пугаться не того, что внезапно в наш ум вклинились греховные мысли, но нашего отношения к ним. «Дщи Вавилоня окаянная, …блажен, иже имет и разбиет младенцы твоя о камень» (Пс. 136, 8, 9). Прилоги – это младенцы Вавилонские. И блажен, кто от самого рождения их сокрушает их о камень; «камень же этот – Христос» (1Кор. 10, 4).

После прилога следует сочетание, или собеседование, с помыслом, затем согласие с ним или отрицание его – да или нет, потом борьба и за ней – осуществление задуманного на деле. От ума зависит успех этого делания, то есть оправдать или осудить намерение человека, показать его боголюбцем и исповедником или грешником и предателем. Поэтому еще в Ветхом Завете сказано: «Больше всего хранимого храни сердце твое» (Притч. 4, 23). Мыслительную способность Писание иной раз называет умом, иной раз сердцем, иной раз духом, и все эти наименования обозначают одно и то же понятие, связанное с духовным миром человека.