Как долго будет продолжаться моя работа над этой рукописью, не ведаю. Нет никаких предчувствий. Знаю одно: пока мне пишется так вот, как пишется, я ни одной строки, ни одной фразы и мысли не отнесу к какому–нибудь иному произведению. Даже если мне будет казаться, что пришедшее слово не отсюда, что оно провозвестник чего–то нового, какой–то иной книги. Другое по–другому и выглядеть должно. И пока я это не увижу, буду писать эту. Сколько бы ни продолжалась она.
Там будет так, как бы тебе хотелось, как ты живешь здесь и сейчас. Там ты получишь все, что здесь не имеешь, хотя очень хочешь.
У тебя будет дом на лужайке, окруженной деревьями. По утрам за окном — скворец. А по ночам аромат ночных фиалок. Пенье соловья. Звон цикад и сверчков.
С тобой будет женщина твоей мечты.
Ты будешь пить и есть, что захочется.
Ты будешь тем, кем хотел, но так и не смог стать.
У тебя будет кабинет с двухтумбовым столом, в одном из ящиков которого всегда будут перекатываться яблоко и кусок серебристо–серого сахару.
Ты будешь вставать пораньше и в счастливом состоянии духа садиться за работу. Ты будешь писать книгу о жизни, которую прожил на земле.
А на земле у тебя будет приёмник, в сознание которого спроецируется эта книга. А он воспроизведет и издаст ее под своей фамилией.
Потому что слава тебе ни к чему. А деньги без надобности. Имя, которое ты носишь в вечности, на земле никому ни о чем не говорит. Все будет так. А может, иначе. Все будет согласно твоим истинным чаяниям и желаниям, но при одном условии: если ты стерпишь эту свою жизнь до конца, до последнего мгновенья, не навредив ни себе, ни другому. Итак, терпение. Еще раз терпение и еще много–много раз!
Из хаоса:
— Она держала в руках мое сердце. Это очень опасно. Одно неловкое движение, одно неосторожное нажатие — и тебе становится больно. Правда, чаще не так больно, как страшно. Сердце — в ее пальчиках, но оно твое. И как бы нежны ни были эти пальчики, рано или позже та, которой ты отдал сердце, разобьет его. Такие они все безответственные. Но мне повезло. Женщина, которой я отдался, пощадила меня. Она умерла…
Зачем я остался жив?
В комнате свиданий:
— Но что мне делать, если я тебя люблю?! Я старый, неуклюжий, слабый, бесхарактерный… А вот люблю тебя, великую Колировку.
Ирэн:
— Зачем ты об этом пишешь, если хочешь сделать мир лучше? Ну что ты знаешь такого, что дает тебе право так всех нас пугать? Зачем ты пытаешься взять нас на испуг? Мир никогда не кончится, но идеальным тоже не станет. Даже на чуть–чуть. Он всегда будет таким, каков был, есть, каким его создал Бог. Или ты хочешь исправить Создателя? Отредактировать Его Слово?
— Я знаю. Но не надо предъявлять ко мне больших претензий. Потому что я маленький человек. Я пытаюсь хоть что–то сделать. Вот и все. Я могу так мало. Поэтому не нужно так много требовать от меня.
— Все правильно, ты маленький. Но малый, который хочет перемен, становится от этого своего великого желания и дела большим, а иначе откуда бы взялись те, кто добивается побед.
Однажды это случилось. Жестокий маньяк с горсткой сообщниц — это были красивые женщины всех оттенков кожи — уничтожили человечество. Чтобы создать новую цивилизацию — человечество без предрассудков. Из семени злого гения возникли иные люди: циничные, алчные, безжалостные…
Так началась история всех нас, кровопролитнее которой до сих пор не знала Вселенная.
— Жизнь — это колоссально! Такая форма существования потрясательна. Есть ли что–то подобное во Вселенной еще?
Ходил, озирался, замирал, оглядывался на все вокруг себя восхищенными глазами, и спрашивал.
— С луны упал! — говорили о нем — кто со вздохом сочувствия, кто с незлобивой иронией.
Да, Чемпион производил впечатление существа, только что ступившего на землю и которого всё здесь на каждом шагу поражает.
Когда–то у него была поговорка: «Меня никто не вынесет с поля боя. Потому что я тяжелый!»
Один скажет, что человечество продолжается вследствие греховности своей. Другой же утверждает, что род людской воспроизводится благодаря любви.
Не хочу делать то, что делают другие. Это скучно и страшно. Жить надо иначе, по–своему. Вовс (из письма).
Я стал чувствительным и к словам, которые меня не касаются (оттуда же).
Ляпис. Ляпсус.
Из комнаты свиданий:
— Иногда я чувствую себя очень свободным.
— Дорогой! Так тебя понимаю, хотя такое состояние у меня было всего дважды. Первый раз, когда я отдавалась своему жениху, а потом — когда уходила от мужа.
— Я слыхал, что судьба семьи зависит от того: как, когда, где и почему… это случается между ним и нею в первый раз…
Из хаоса:
— Остановите меня! Неужели вы не видите, как я страдаю!
— Ты так победоносно орёшь, что никому и в голову не приходит, что тебе это во вред.
— Прежде всего, это другим во вред. Я так устал быть злым!
— Мне хочется жить дальше. Раньше я думал, что мы живем по привычке, а теперь у меня иное мнение.