Афорист

— Что хочу, то и делаю. Но это ещё не свобода. Свобода — когда чувствуешь себя защищённым.

Семиверстов и Пиза:

— Господи Боже! Кого я вижу! — неподдельная радость сразу.

Муравья всегда смущают бурные чувства. И чтобы, как всегда, скрыть свою конфузливость, он брякнул, что пришло на ум:

— Ты видишь перед собой кусок старого мяса и не более того.

Пиза рассмеялся:

— А ты всё такой же обер мот?

— А что ж со мной сделается? Времени прошло не так уж много с тех благословенных пор.

Они же после возлияния:

— Одни ушли в борьбу против других и погибли. Другие победили, чем тоже погубили себя. Правы оказались третьи — те, которые возлюбили обычай, то есть ушли к себе, где с молитвой победили себя.

— Сомнительные личности и паяцы пришли к власти и правят нами. Гений был прав. Мы доживаем век тьмы. Неужели придут Гоги и Магоги?

— Град Господень — спаситель лучших. Не забыть бы об этом среди утончённого разврата! Тут и решится однажды всё: с кем ты останешься.

Муст и Вовс:

— Надо крепить себя, укреплять народ. Сделаем это, станем счастливы!

— Но ведь лишены страхосогрешения лишь те, кто не ведает, что творит.

— Чего же ты хочешь?

— Замолчать. Если бы все правые и виноватые замолчали хотя бы ненадолго, мир изменился бы к лучшему.

Квалификация Муравья Семиверстова: «Стрельба из пневматической винтовки и произвольного пистолета».

Семиверстов:

— Я из рода пахарей. Мне бы за плугом ходить. Видишь, какие руки, ноги у меня. А я сижу, учу стрелять.

Вовс — Мусту:

— Одно дело — бумажная мишень. Из–под неё кровь не течёт.

Я знаю: есть мир, где всё, что нам кажется здесь неживым, там живо и разумно. Гений.

Не рассказывай всё, что знаешь — это опустошает. Автор.

Сквозь подсолнечник бежать больно. Автор.

Победители непобедимы. Пиза.

Победители — побудители. Он же.

Мур Семиверстов — всем:

— Всё время слышу её голос. Издалека доносится. Так она всегда звала меня со двора. Пойдёт на улицу и обязательно какую–нибудь игрушку забудет, чтобы крикнуть: «Папа! Папа!» Станет под балконом и кричит. Из своего детства и моей молодости…

— Она не забывала — прокомментировал Терентий, — Она его так любила, что лишний раз хотела увериться; папа не умотал куда–нибудь на стрельбы.

Любовь — это жвачка: сначала сладко, а затем безвкусная резинка пузырём.

Афоризм, который особенно часто можно слышать от Пизы.

Кто такой Пиза? И почему опять — возмутится читатель — имя такое?

Отвечаю. Пиза — итальянец местного разлива. Так, во всяком случае, он сам объясняется, когда возникает этот вопрос.

Ничего удивительного. Испокон века наши края были колониальными территориями. Каких только народов тут не поперебывало. Однако есть на Свете справедливость. В конце концов, мы вернули себе наше, а бывшие колонизаторы, постепенно аборигениваясь, мало чем теперь от нас отличаются. Наиболее романтические натуры среди них такие, как Пиза, например, играют на своих глубоко уходящих корнях старую песню крови. Отнюдь это не национализм. Обыкновенное это, если хотите, провинциальное пижонство, иногда безотказно действующее на прибывающих в курортную зону маменькиных дочек из столиц.

На такой и женился Пиза (вторично). Этот брак и породил кучу его весьма остроумных афоризмов, некоторые из коих уже прозвучали в нашем повествовании.

Это по поводу Серафима Спуна Пиза впервые изрёк свой афоризм о любви–жвачке. Этот Серафим Спун — лесничий — часто не ночевал дома. Сутками сидел на кордоне, подстерегая браконьеров.

Однажды, вернувшись, обнаружил на своём законном месте, т. е. слева от жены, чужого мужика. Никакого скандала интеллигентный Спун не допустил. Развёлся и дело с концом. Пиза, приветствовавший это событие, сформулировал его предельно кратко: «Дело с концом». Расставшись с неверной, так в полной мере и не осознавшей степень своей вины, женщиной, Серафим, как это свойственно мужчинам с гипертрофированным чувством чести, оставил ей и только что привезённые оленьи рога для прихожей, и всю квартиру с обстановкой.

Буквально на следующий после развода день взял план и начал строиться прямо на кордоне.

На уровне фундамента произошла заминка, поскольку раздобыть ни камня, ни кирпича долго не удавалось. Все лимиты и резервы уходили аборигенам. Возвращающимся на родину приоритетно отдавались и все другие стройматериалы. Но и у репатриантов были проблемы. В первую очередь с лесом. Местные леса жидковаты. Да и заповедные. А с материка, в связи с эмбарго на все виды экспорта, лес почти не поступал. И вот как раз материал на стропила, полы и прочую столярку Серафим раздобыть мог по своим старым лесхозовским связям.

— Я тебе лес. А ты мне кирпич, — предложил Мусту Спун.

— Пока не завезёт камень, ничего не давай, — посоветовал другу Пиза.

На что кристальный Серафим изумился:

— Почему?

На что в свою очередь изумился Пиза, но терпеливо пояснил:

— Чужая душа в потёмках.

Муст завёз ракушечник и на той же машиной забрал пиломатериалы.

Деликатный Спун не хотел припоминать Пизе его позорное недоверие к аборигенам. Но Пиза снова поостерег однокашника, когда тот поведал о предложении Муста.

— Завязывай, не то завязнешь.