Афорист

После чего я увидел четырёх Ангелов, стоящих на четырёх углах, держащих четыре ветра земли. Чтоб ни один из них не дул ни на сушу, ни на море, ни на какое дерево. Затем я увидел другого Ангела, идущего от Востока Солнца. Нёс он печать живого Бога. Он и вскричал зычным голосом, обратившись к четырём Ангелам, коим велено было вредить на Земле и на море: «Не делайте вреда ни на Земле, ни на море, ни деревам, доколе не отмечены будут слуги нашего Бога печатью на челе!»

И тут я услышал число запечатлённых… (и было их) великое множество, которого никто бы не смог перечесть — из всех племён и колен, родов и народов, и наречий. Стояли они перед престолом и перед Агнцем. Все в белых одеждах с пальмовыми ветвями в руках. И славили Господа такими вот словами: «Спасение Богу нашему, Сидящему на престоле, и Агнцу!»

И все Ангелы грудились вокруг престола, и старцы, и животные создания. И все они пали ниц, чтобы поклониться Богу, восклицая: «Аминь! Хвала и слава, и премудрость, и благодарение, и честь, и сила Господу нашему во веки веков! Аминь»

Один из старцев спросил меня: «Кто эти люди, облачённые в белые одежды, откуда они пришли?» И я ответил: «Ты знаешь, Господин». Он же сказал мне: «Это те, кто перенёс великие скорби. Их одежды омыты кровью Агнца. Она и выбелила их. За то и пребывают они теперь перед престолом Божьим. День и ночь поклоняются Господу во храме Его. А Сидящий на престоле будет постоянно обитать в них отныне. И никогда более они не будут ни алкать, ни жаждать. Никогда больше их не испепелит Солнце, не опалит зной. Ибо сам Агнец, который стоит у престола, будет их пастырем. Он поведёт их на живые источники вод. А Бог отрёт всякую слезу с очей их».

Читатель — Автор:

— Но постой, погоди! А куда подевалась седьмая печать? Грамота ведь была опечатана семью пломбами.

— Семью. А разве не все уже сорваны?

— Только шесть.

— Ладно. Погодим. Найдётся и седьмая. Агнец ничего не забывает, ибо знает всё наперёд.

Из наблюдений:

Надверные шторы висят, как бархатные штаны на рыжем клоуне.

Лучники — разлучники.

Торопа — торопливая дорога, тропа.

Муст — Вовсу:

— Посмотрел бы ты на себя со стороны.

— Значит, вот чего ты хочешь.

— Причём очень хочу.

— Ты желаешь мне смерти.

— Чушь.

— Лишь когда мы умираем, появляется эта возможность увидеть себя со стороны.

— Не себя (уточняю!), а свой труп.

Авторские сентенции:

Нормальные негодяи используют в своих делах ущербных, потому что те не в состоянии понять происходящего. Они не ведают, что творят.

Внутри каждого из нас сидит ребёнок. Он растёт. И в зависимости от наших наклонностей обретает характер. Если мы ведём себя скверно, из него вырастает негодяй, который, в конце концов, и уничтожает своего носителя.

Когда исчезает страх, ты уже не человек (автор неизвестен).

Чем больше я работаю, тем чаще мне удаётся желаемое.

Чем старше я становлюсь, тем чаще замечаю за собой мальчишество.

У старейшины:

— Безжалостные люди! Что вы тут рассуждаете?!

— А что прикажешь делать?

— Действовать.

— Прежде, чем действовать, нужна программа, Вовс.

— Надо сделать так, чтобы никто больше не умирал, вернее — никто никого больше не убивал.

— Легко сказать.

— Простые люди страдают от придуманных политиками козней. Политики придумывают свои жестокие идеи, а расплачиваются ничего в этих играх не понимающие люди.

— Ты не по годам, сынок, мудр! — сказал старейшина. — Веди нас к истине, дитя!

Старейшина поднялся — прямой, словно лучина, горящая серебряным огнём седины. Встали, словно свечи, и другие старцы.

— Мы не достойны своей земли! — говорил Вовс.

— Когда ты говоришь такие вещи, будь неоспорим, — сурово заметил старейшина.

— Мы не достойны своей земли, потому что не верим в то, что она наша.

Старики перестали гудеть. Старейшина понурился и сел.

— Нам кажется, что надо очистить землю от иноверцев?!

— Да.

— Мы хотим их изгнать, — сказал Вовс как можно мягче, — но ведь мы знаем, что рано или поздно изгнанники возвращаются. Подумайте о своих потомках, которым придётся жить во время возращения сегодняшних изгнанников.

Старцы переглянулись.

— Наша молодёжь лучше нас, — продолжал старейшина, — но и она не сможет остановить то, что допустили мы.

Старейшина высказывал недопустимые мысли. Кроме него, никто не мог бы себе позволить подобного. И если случилось теперь такое, значит произошло, и в самом деле, нечто, чем стоило не только и не столько возмутиться, но, прежде всего, над чем стоило задуматься.

— Наши дети неистовы, наши внуки трезвы. Иначе, видать, не могло бы и быть. Если отцы изгнанники, то их дети — мстители, а внуки — миротворцы. И потому, когда я умру, избирайте старейшину, если не среди самих себя, то среди внуков. Только так мы сможем уцелеть, выжить. Возвращение домой — испытание ещё более тяжкое, чем изгнание.

Сентенция на полях романа:

Мудрость в том, чтобы оградить от невзгод, выпавших на твою долю, других. Ну, если не оградить, то хотя бы предупредить, что таковые могут обрушиться на ничего не подозревающие головы.

Психома с диалогом (Автор — Пиза):