Афорист

Тама не женщина, а жасмин.

— Обо мне все женщины говорят: он сумасшедший! — с придыханием сказал Ной и сделал при этом страстную гримасу, после чего впился в девушку коченеющим взглядом, бормоча: — Скажи! Скажи: «Ты — сумасшедший!» Обзови меня безумцем!

Девушка вскочила. Стул опрокинулся. Стуча каблуками, она побежала.

Так раньше или позже все они убегают от незадачливого любовника.

Семивёрстов почувствовал, как приближается неотвратимое. И заплакал. Ему захотелось всех простить. Было и есть у него и немало тех, кого надо просить о прощении. Но в этот момент рядом находился только Пиза, перед которым он ни в чем не был виноват. Мур плакал, но не от ужаса неизбежности, которая подступала, не от сожаления или обиды, что всё для него кончено. Он плакал в сладостном предчувствии, которое сулила ему приближающаяся неизбежность. Она сулила ему радость и свободу, которые в какие–то мгновенья ему уже приходилось ощутить: в самолёте, в объятиях любви и на качелях.

И отрёт Бог всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже: ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет; ибо прежнее прошло.

Откровение, 21,4.

Эготерапия:

Кому нужен сегодня сюжет? Сколько можно раболепствовать перед фабулой и композицией?!

Текучая, совершенная и блестящая, словно рыба, ароматная и опять же текучая, как хвойная смола на солнцепёке, фраза — вот она, отрада современной речи, знак новой литературной эпохи.

И обратился к семи Ангелам голос из храма: «Идите, излейте чаши свои, полные гнева Господня, на землю!»

Первый Ангел вылил свою чашу наземь. И тут же ужасные язвы осыпали всех клеймённых зверем и поклоняющихся изваянию его.

Второй Ангел вылил чашу в море. И наполнилось оно кровью, подобною крови мертвеца. И всё живое там погибло.

Третий Ангел выплеснул чашу в реки и в источники вод. И обратились они в кровь.

И услышал я Ангела вод: «Праведен Ты, Господи. Справедливы Твои приговоры. Ибо пролили они кровь святых и пророков. Теперь Ты дал им вместо воды кровь. И они заслужили это!»

И донеслось ко мне из алтаря: «Да, Господи Боже Вседержитель, истинны и правдивы Твои приговоры!»

Четвёртый Ангел опрокинул чашу свою на солнце. Так велено было солнцу жечь людей огнём. И сгорели они. Но не раскаялись, но хулили имя Бога и не вразумились, чтобы воздать Ему славу.

Пятый Ангел пролил чашу свою на престол зверя. И наступил мрак в царстве его. И прикусили язык свой силы зла. Но, страдая от боли, не раскаялись в делах своих, но хулили Бога Небесного.

Шестой Ангел опрокинул чашу свою в великую реку Евфрат. И воды её иссякли, открыв дорогу царям востока.

И полезли тогда из пасти дракона, из пасти зверя и рта лжепророка духи нечистые, числом три, подобные жабам. То были духи бесовские, способные творить чудеса. А вышли они, чтобы собрать царей мирских — сторонников своих воедино для битвы в великий день Бога Вседержителя.

«Это я иду, аки тать! Блажен бодрствующий и тот, кто держит наготове одежду, чтобы не бежать ему нагим от меня, чтоб не увидели срамоты его!»

(Так вопил нечистый)

Собрал он сторонников своих в месте, которое по–еврейски называется Армагеддон.

Седьмой Ангел выпорожнил чашу свою на воздух. И раздался из храма небесного от престола голос. Он сказал: «Свершилось!» И возникли молнии, громы и голоса.

И такое разразилось землетрясение, какого не бывало с тех пор, как живут люди на земле.

На три части распался город великий. Пали и города языческие. Так вот Бог вспомнил о Вавилоне и наказал его, дав ему испить горькую чашу гнева Своего.

И всякий остров убежал. И гор не стало.

И град величиною в талант (весом в пятьдесят килограммов) пал на голову нечестивых. И прокляли они имя Божье. Ибо казнь сия была ужасна.

Один же из семи Ангелов подошёл ко мне и сказал: «Пошли, я покажу тебе суд над великой блудницей, сидящей над водами многими. С нею блудодействовали цари земные и вином разврата её упивались до безумия».

Параскева и Сачиника:

Шоколадно–фиолетовая под руку с голубоглазым и жестоким шла она тяжело. И это её не смущало. Беременная, оттого казалась рядом с ним — миниатюрным — большой и томной. Несомненно, что он её любит, но из–за цвета её кожи комплексует. Пути любви неисповедимы.

Америку создали гонимые. А мы создадим Аборигению, ибо и мы были изгоями. Хакхан.

Подслушанные фразы:

Если он и она ведут себя нелепо, то наверняка это влюблённые.

…поскольку тщеславен в мошонке.

Автор в пику назойливому герою:

Напрасно ты думаешь, что всякий твой «ик» может стать предметом литературы.

И снова чёрный в крапинку вечер. И снова двери «Афродизиака» настежь. И снова сладкоголосый Ерик поёт в розовой глубине:

Эй, дружок гитара, что звенишь несмело?

Ещё не время плакать обо мне!

— Объясняю по Фрейду. Они на нас ополчились не потому, что мы тут живём, а им не позволяли. Они всё равно бы набросились на нас, даже, если бы их и не выселяли. Из комплекса неполноценности они нас ненавидят и теперь бьют.

— Нехорошо быть расистом, папочка! — упрекнула Хагенбрудера Ирэн.