Афоризмы

Поэт не может читать другого поэта, прозаик – другого прозаика, не сравнивая себя с ним.

Когда читаешь заумную критику, цитаты оказываются более нужными, чем рассуждения.

В литературе пошлость предпочтительнее ничтожности, ведь даже самый дешевый портвейн лучше воды из-под крана.

Хороший вкус – это скорее вопрос выбора, чем запрета; даже когда хороший вкус вынужден запрещать, он делает это с сожалением, а не с удовольствием.

Удовольствие никак нельзя считать непогрешимым критическим принципом, и в то же время принцип этот наименее уязвим.

К взглядам писателя на литературу следует прислушиваться с большой осмотрительностью.

Когда кто-то (в возрасте от двадцати до сорока) заявляет: «Я знаю, что мне нравится», в действительности он хочет сказать: «Своего мнения у меня нет, я придерживаюсь мнения своей культурной среды».

Если вы не уверены в своем вкусе, знайте: он у вас есть.

Причину того, что хороших критиков обычно меньше, чем хороших поэтов или прозаиков, следует искать в нашей эгоистической природе.

«Не будь побежден злом, но побеждай зло добром…» Для жизни это химера, для искусства – аксиома.

Нет необходимости нападать на плохое искусство – оно погибнет и так.

Плохую книгу невозможно рецензировать, не рисуясь.

Строго говоря, автор хорошей книги должен оставаться анонимом, ибо мы восхищаемся не им, а его искусством.

Подобно тому, как хороший человек, совершив хороший поступок, немедленно о нем забывает, хороший писатель забывает о книге, которую только что написал.

Если писатель и вспоминает о своей книге, то в голову ему приходят скорее ее минусы, чем плюсы. Слава часто делает писателя тщеславным, но редко – гордецом.

Когда преуспевающий автор анализирует причину своего успеха, он обычно недооценивает свой талант и переоценивает мастерство.

Когда какой-нибудь болван говорит мне, что ему понравилось мое стихотворение, я чувствую себя так, словно залез к нему в карман.

У каждого писателя есть несколько тем, которых он, в силу своего характера и особенностей своего дарования, касаться не должен.

Чтобы свести все поэтические ошибки до минимума, наш внутренний цензор должен состоять из сентиментального подростка – единственного ребенка в семье, домашней хозяйки, логика, монаха, непочтительного фигляра и, может, даже из всеми ненавистного и всех ненавидящего солдафона, который считает поэзию «дребеденью».

Большинство писателей… страдают «расстройством» искренности подобно тому, как все люди на свете страдают расстройством желудка. Средство в обоих случаях очень простое: во втором необходимо изменить питание, в первом – общество.

Цельность писателя страдает гораздо больше, когда его упрекают в отсутствии гражданской совести и религиозного чувства, чем в корыстолюбии. Ведь легче снести упреки коммивояжера, чем епископа.

Некоторые писатели путают подлинность, к которой все они должны стремиться, с оригинальностью, которая нисколько не должна их заботить.

Если перед нами по-настоящему крупный писатель, то после его смерти все его книги будут представлять единое целое.

Даже самый великий писатель не способен смотреть сквозь кирпичную стену, но, в отличие от всех нас, он эту стену не возводит.

Только второстепенный писатель может быть идеальным джентльменом: крупный талант – всегда в некотором роде хам… Таким образом, умение хорошо держаться – неопровержимый признак бездарности.

Поэт должен обхаживать не только собственную Музу, но и леди филологию, причем начинающему поэту важно завоевать сердце второй дамы, а не первой.

Если начинающий литератор одарен, он охотнее играет словами, чем высказывает оригинальные суждения. В этом смысле его можно сравнить с одной пожилой дамой, которая, по словам Э. М. Форстера, говорила: «Откуда мне знать, что у меня на уме, прежде чем выяснится, что у меня на языке?!»

Рифмы, стихотворные размеры, строфику и т. д. можно сравнить с прислугой. Если хозяин достаточно добр, чтобы завоевать расположение прислуги, и достаточно строг, чтобы заставить себя уважать, в доме будет порядок. Если хозяин – тиран, слуги уволятся; если же он мягкотел, они распустятся, начнут грубить, пить, воровать…

Поэта, который пишет белым стихом, можно сравнить с Робинзоном Крузо на необитаемом острове: он должен сам себе готовить, стирать, штопать.

Грустно сознавать, что в наше время поэт может заработать гораздо больше, рассуждая о своем искусстве, чем им занимаясь.

Слава и одновременно позор поэзии в том, что ее средство – язык – ей не принадлежит, не является ее, так сказать, частной собственностью. Поэт не может придумать своих слов; слова, которыми он пользуется, принадлежат не природе, а обществу.

Творчество молодого писателя (классический пример – «Вертер») носит иногда терапевтический характер: поэт инстинктивно чувствует, что должен избавиться от преследующих его мыслей и чувств, выплеснуть их на бумагу. Единственный способ от них избавиться – это отдаться им целиком.

Нет смысла искать разницу между поэтическим и прозаическим языком. Чисто поэтический язык нельзя прочесть, чисто прозаическому – не стоит учиться.