Такова уж человеческая судьба: если не ошибаешься в главном, то будешь ошибаться в частностях. Никто не знает настоящей правды.
Мы встречаем свою судьбу на пути, который избираем, чтобы уйти от нее.
Судьба ничего не дает в вечную собственность.
Только несчастные верят во власть судьбы. Счастливые мира сего приписывают самим себе успехи, которых они достигают.
Не совсем понимаю, почему многие называют судьбу индейкою, а не какой-либо другою, более на судьбу похожею птицею?
Бессмертие стоит нам жизни.
Бессмертные смертны, смертные — бессмертны; смертью друг друга они живут, жизнью друг друга они умирают.
Душа совершает круг неизбежности, чередою облекаясь то в одну, то в другую жизнь.
Хотя мы смертны, мы не должны подчиняться тленным вещам, но, насколько возможно, подниматься до бессмертия и жить согласно с тем, что в нас есть лучшего.
Войско сильное гибнет, дерево крепкое ломается, щит прочный раскалывается, зубы тверже языка, а гибнут раньше. Потому что мягкое и слабое — костяк жизни, а твердое и сильное — спутники смерти.
Всякий, кто не верит в будущую жизнь, мертв и для этой.
Быть — значит быть в восприятии.
В жизни дело идет о жизни, а не о каком-то ее результате.
Я мыслю — следовательно, я существую.
Жизнь — вечность, смерть — лишь миг.
Детство стремится к жизни, отрочество пробует ее, юношество упивается ею, зрелый возраст вкушает ее, старость ее жалеет, дряхлость привыкает к ней.
Боги устроили так, что всякий может отнять у нас жизнь, но никто не в состоянии избавить нас от смерти.
Илиада, Платон, Марафонская битва, Моисей, Венера Медицейская, Страсбургский собор, французская революция, Гегель, пароходы и т. д. — все это отдельные удачные мысли в творческом сне Бога. Но настанет час, и Бог проснется, протрет заспанные глаза, усмехнется — и наш мир растает без следа, да он, пожалуй, и не существовал вовсе.
5
В конце концов человеку дана всего одна жизнь — от чего же не прожить ее как следует?
Жизнь человеческая, полная телесных страданий, всякую секунду могущая быть оборванной для того, чтобы не быть самой грубой насмешкой, должна иметь смысл такой, при котором значение жизни не нарушалось бы ни страданиями, ни ее кратковременностью.