Африка

Из ряда длинных, узких пирог, грубых, выдолбленных из толстых стволов деревьев, они выбрали одну, совсем не похожую на чудесные пироги Фритауна. С большими ухищрениями мне удаётся усесться посередине и при этом не перевернуться. Сидя по краям, на самых концах ствола, юноши принимаются грести. Один спереди, двое сзади. Чтобы одежда им не мешала, они задрали свои тоги, обмотав их вокруг шеи. Оказавшись посреди бурной реки, воды которой вздымаются, разбивая одну волну о другую, в окружении лесных зарослей, очертания которых скачут у меня перед глазами, я ощущаю прилив счастья. Я плыву в настоящей туземной лодке, мчащейся вперёд волей этих нагих парней, все мысленные устремления которых сводятся лишь к одному: удержать лодку в струе; но это не подневольная мысль, – скорее, врождённое стремление достичь наибольшей чёткости, которое не утомляет ни летящего орла, ни гончую, преследующую дичь.

В какой-то момент поворачиваюсь, чтобы их сфотографировать. Это вызывает у них дикий хохот, сдерживаемый лишь заботой о том, чтобы не потерять контроль над лодкой. Тёплый, мягкий, звонкий смех туземцев – так они отзываются на всё, что их интересует, радует или воодушевляет. Кто бы мог сказать, что жизнь этих людей, то и дело смеющихся, на самом деле полна невзгод и опасностей, которые они склонны видеть во всём, что их окружает. Этот смех нельзя назвать развязным, пошлым гоготанием. Это смех от души, непродолжительный, взрывной. Бесшабашное эхо вечного детства.

Первая деревушка, в которую мы входим, снова по узкой тропинке сквозь заросли, – маленькая Монгази, не путать с селом Монга, которое больше. Жители деревни, встречая меня, говорят, что их деревня – Маленький Париж. Мысль мне нравится. Разве во время отступления²⁸ жители Андриевицы не бахвалились тем, что княгиня Ксения²⁹считала Андриевицу маленьким Парижем, разве не говорили в Сплите: «Что такое пустой Лондон против Сплита-города»?!

Маленькая Монгази, пусть и совсем не похожая на Париж, – всё же дивная деревушка. Её новые чистые хижины обмазаны африканским краснозёмом, а в самом центре деревни растёт огромное дерево, усыпанное розовыми цветами. Впритык к посёлку, нависая над ним, кудрявится густая зелень банановых пальм и деревьев какао. Всё это богатство – собственность молодых людей из большой Монги, которые четыре года назад отселились из родной деревни, обзавелись семьями и основали это новое поселение. Так что здесь нет ни стариков, ни старух, а дети ещё толком не успели научиться уверенно держаться на ногах. Весь этот юный мир трудится увлечённо, обретая новые богатства. Они говорят о себе: «Мы богаты!»

Пирога продвигается к Монге. Эта деревня гораздо больше, постройки более ветхие, старые, сложенные из глины, которая высыхает и шелушится. Рядом с деревней расположено то, что считают кладбищем. Сидя у могил, люди осушают бутылки с джином, кое-где можно увидеть ночной горшок, это знаменует женское захоронение – слабому полу и в ином мире не обойтись без «ночной вазы». Двое юношей, немного знающие французский, приглашают меня к себе в гости.

Сижу на треноге посреди двора, который медленно заполняют крестьяне, дети и сумерки. С самого полудня меня так мучит жажда, что впору плакать. Белому человеку нельзя пить нефильтрованную воду – будет изжога, а то и лихорадка; прочие напитки, как правило, крепкие, да ещё и сильно согреты на солнце. Хозяева приносят стаканы с джином, от него жажда становится ещё невыносимее. Ломтик банана, который я попросил подать, – а принесли целую гроздь, плодов полсотни, ещё неспелых, – горький и несочный. Парень сбрасывает платок и идёт за кокосом. Хижины такие низкие, а кокосовые пальмы такие высокие, что я вскоре вижу, глядя поверх крыш, как он ловко взбирается на дерево – не карабкаясь, как наши сорванцы, а касаясь ствола ступнями и ладонями, как лазают обезьяны.

Сок разбитого кокоса, переливаемый из плода в калабас, сулит ощущение свежести, однако он горячий, что удручает, и слегка отдаёт бензином; пожалуй, ничто не утолит жажды, преследующей странника в Африке, до тех пор, пока он не взойдёт на обратный корабль. Остаётся лишь привыкнуть к жажде как к несносному другу.

Мне стыдно, что я навёл переполох, требуя бананов и кокосов, а пить не пью, притворяясь теперь, что это всё было затеяно ради собравшихся детей. Сначала малыши, а потом, осмелев, и старшие дети подходят, чтобы отхлебнуть. Конечно, негритятам кокосовый сок не в диковину – пей, хоть залейся, но им интересно играть со мной в эту игру. Голенькие, восторженные, дивные глаза с поволокой, – выстроились в очередь, чтобы получить свой глоток. Девочки лишь немного застенчивее мальчиков.