Африка. История и историки

После демонтажа апартхейда Гордимер, казалось, была абсолютно счастлива. «Жить для того, чтобы увидеть, как все заканчивается, и внести в это свой крошечный вклад – это было удивительно и прекрасно»[652], – сказала Гордимер в 1994 г. Она с удовольствием до сих пор вспоминает о том, как стояла в очереди на первые демократические выборы вместе с людьми других рас: «Это было лучшим событием в моей жизни. Лучше, чем момент получения Нобелевской премии»[653].

Но в изменившейся реальности Гордимер пришлось искать свое место. Во времена апартхейда она считала своим долгом бороться бок о бок с черными за их равноправие и подчинить свое творчество этой же цели. «Борьба – это состояние коллективного сознания черных, а искусство – оружие в этой борьбе»[654], – писала она в 1979 г. Но после демонтажа апартхейда Гордимер с горечью признавалась, что искусство белых теперь уже не нужно черным, что у них другие ценности и другое будущее. «Белый, как писатель и как южноафриканец, не знает своего места в “истории” на данном этапе, в это время»[655]. После первого всплеска эйфории от возможности создания «радужной нации», где все наконец-то будут уравнены в правах, пришло разочарование и чувство потерянности. В одном из интервью Гордимер признавалась: «Пока шла борьба, все были нацелены только на свержение апартхейда, и ни у кого не было времени задуматься о будущем и проблемах, с которыми мы столкнемся»[656]. Главными из этих проблем Гордимер называет коррупцию, охватившую всю верхушку власти, СПИД и насилие. Еще в 1990 г. в эссе «Как мы должны теперь смотреть друг на друга?» («How Shall We Look at Each Other Ten?») она писала:

«Просто поскольку есть люди, физически изуродованные борьбой между властью белых и движением за свободу черных, существует психологический, поведенческий ущерб, который в разной степени был нанесен всем нам в Южной Африке, знали мы это или нет, были ли мы белыми, которые закрывали глаза и электронные ворота, чтоб не видеть, что происходит с черными; были ли мы черными, которых переселяли, куда было угодно правительству, травили слезоточивым газом и расстреливали, бросали в тюрьмы или насильно высылали, или <мы> уезжали сами, чтобы присоединиться к армии бойцов за свободу, которая возникла тогда, когда иного выбора не оставалось. Насилие стало южноафриканским образом жизни»[657].

В романе «Домашнее оружие» («Te House Gun», 1998 г.) Гордимер продолжила ту же мысль: всплеск насилия в постапартхейдной Южной Африке – это прямое последствие политики апартхейда, логичный ответ на нее. Она утверждает: «Насилие, которое совершало государство при старом режиме, приучило его жертв к тому же. Люди забыли, что существовали какие-то другие способы борьбы[658] … насилие, совершенное режимом апартхейда, породило культуру, в которой оружие является нормальной частью домашнего хозяйства, как домашний кот, например»[659].

Кутзее смотрел на бесконечную череду преступлений черных в отношении белых несколько иначе, рассматривая корни событий глубже, в истории Южной Африки. Анализируя мемуары южноафриканского писателя Брейтена Брейтенбаха «Собачье сердце» («Dog Heart»[660]), где он раз за разом детально описывал криминальные сводки о бесконечных нападениях черных на дома белых в пригородах Кейптауна, Кутзее искренне удивляется: «Постоянная циркуляция этих жутких историй и есть тот самый механизм, который ведет к паранойе среди белых, что их сгонят с земли и вытеснят в море. Зачем Брейтенбах сам втягивает себя в этот процесс?»[661]

В романе «В ожидании варваров» Кутзее с некоторой иронией пишет об этих страхах, страхах перед «варварами», которые с определенной периодичностью испытывают жители Империи и которые активно поддерживаются ее властями: «Мои собственные наблюдения подсказывали, что каждые тридцать – сорок лет слухи о варварах непременно вызывают всплеск истерии. Любой женщине, живущей в приграничной полосе, не раз снится, как из-под кровати высовывается смуглая рука варвара и хватает ее за щиколотку; любой мужчина не раз в ужасе представляет себе, как варвары пируют в его доме, бьют стекла, поджигают занавески, насилуют его дочерей»[662].

Насилие черных как ответ на насилие белых – своего рода вендетта, которую, как считает Гордимер, заслужили белые. Но это лишь одно из проявлений «заметных изменений, которые произошли в отношениях черных и белых»[663] после прихода к власти черного большинства. Об этих изменениях Кутзее писал в своем романе «Бесчестье» («Disgrase»).