Читаем Африка, миграции, мифология. Ареалы распространения фольклорных мотивов в исторической перспективе полностью

За пределами Африки мотив смены кожи как условия бессмертия популярен в пределах индо-тихоокеанской окраины Азии, Меланезии и Южной Америки. При этом на континенте Восточной Азии он исчез, сохранившись лишь на Тайване и о-вах Рюкю. Есть еще айнский текст, в котором заметен лишь отголосок мотива (змея сделала так, что некий человек каждые сто лет сбрасывал кожу и вновь становился ребенком; он умер лишь через тысячу лет). В Северной Америке мотив смены кожи зафиксирован один раз у кламат Орегона и в остаточном виде у восточных инуит (конкретная женщина омолаживается, сменив кожу). В Австралии мотив изредка встречается лишь в ближайших к азиатскому островному миру районах северо-западного побережья.

Такое ареальное распределение позволяет связывать «смену кожи» скорее с поздней, чем с ранней волной африканских мигрантов.

Мотив «Смена кожи» совершенно отсутствует в континентальной Евразии. Что касается Восточного Средиземноморья и Передней Азии, то в древности этот мотив здесь был известен. «Смена кожи» представлена в «Эпосе о Гильгамеше» и — без этиологии смертности человека (змеи бессмертны, поскольку меняют кожу) — зафиксирована в источниках античной эпохи для Финикии, Аттики и Великой Греции. Последний отголосок мотива можно найти в записанной в XIX в. сицилийской сказке: когда феи омолодили одну старуху, она сказала другой, что сделалась юной, сняв старую кожу. Та велела цирюльнику содрать с нее кожу и в результате умерла [Gonzenbach 2004, № 39: 263—265]. В Северной Африке мотива смены кожи обнаружить не удалось, хотя его наличие в Восточном Средиземноморье позволяет допустить былое знакомство с ним предков местных носителей афразийских языков.

В мифе луйя западной Кении рассказывается о том, как хамелеон забрался в кружку с пивом и велел человеку выпить содержимое. Тот отказался, ибо в Восточной Африке хамелеон считается ядовитым и отвратительным. Тогда хамелеон велел людям быть смертными, а змея выпила пиво и теперь, состарившись, возрождается, меняя кожу. В данном случае мотив смены кожи сочетается с мотивом «не прошедшие испытания» (H8; не решившись соприкоснуться с чем-то нечистым, отвратительным, ядовитым, опасным или горячим, люди лишились бессмертия). В Африке других аналогичных текстов найти не удалось, но очень сходные варианты зафиксированы у полутора десятков этнических групп на востоке Южной Америки от Льяносов до верховьев Шингу и у мексиканских лакандонов (у последних меняющие кожу змеи заменены на европейцев). Есть также тайваньский текст, записанный у атаял: бог покрыл себя нечистотами и попросил его вымыть; люди отказались, а иначе сбрасывали бы кожу, как мирт, и были бы бессмертны. То, что мотив «не прошедшие испытания» систематически связан с мотивом смены кожи, делает вероятным его древнее происхождение, несмотря на уникальность версии луйя в Африке. Я знаю лишь еще один записанный на этом континенте текст с использованием мотива H8, причем в деталях он от варианта луйя существенно отличается.

Удук (язык ветви комуз нило-сахарской макросемьи на границе Эфиопии и Южного Судана). Месяц плюнул, Ящерица отказалась проглотить плевок. За это Месяц проклял ее — ни она, ни люди не будут возрождаться после смерти.

Другой часто встречающийся мотив, лежащий в основе мифов о происхождении смерти и связывающий традиции Африки, ЮгоВосточной Азии, Австралии и Нового Света — «бессмертный месяц» (A36). Речь идет о представлениях и рассказах, согласно которым обитатели луны бессмертны, либо луна противопоставлена обитателям земли как бессмертная смертным, либо она выносит решение, должны ли умершие возрождаться (рис. 3). Мотив этот прост, и отдельные включающие его тексты связаны лишь общей идеей «луны и бессмертия». Тем не менее полное отсутствие мотива на большей части Евразии и его редкость в Северной Америке позволяют предполагать его историческую связь с Африкой и глубокую древность. В Северной Евразии мотива луны и бессмертия нет. Характерен пример долган, которые сопоставляли регулярное исчезновение луны на ночном небосводе со старением и смертью, но осмысляли этот факт противоположным образом, нежели африканцы или индейцы: после того как Месяц приютил у себя голодного мальчика, он осквернился и сам стал смертным, подобно людям [Третьяков 1871: 209].

Рис. 3. «Бессмертный месяц», мотив A36. Луна (месяц) противопоставлена людям как бессмертная смертным; выносит решение, быть ли людям смертными или жить вечно; обитатели луны бессмертны.


Перейти на страницу:

Похожие книги

Время, вперед!
Время, вперед!

Слова Маяковского «Время, вперед!» лучше любых политических лозунгов характеризуют атмосферу, в которой возникала советская культурная политика. Настоящее издание стремится заявить особую предметную и методологическую перспективу изучения советской культурной истории. Советское общество рассматривается как пространство радикального проектирования и экспериментирования в области культурной политики, которая была отнюдь не однородна, часто разнонаправленна, а иногда – хаотична и противоречива. Это уникальный исторический пример государственной управленческой интервенции в область культуры.Авторы попытались оценить социальную жизнеспособность институтов, сформировавшихся в нашем обществе как благодаря, так и вопреки советской культурной политике, равно как и последствия слома и упадка некоторых из них.Книга адресована широкому кругу читателей – культурологам, социологам, политологам, историкам и всем интересующимся советской историей и советской культурой.

Валентин Петрович Катаев , Коллектив авторов

Культурология / Советская классическая проза
Алхимия
Алхимия

Основой настоящего издания является переработанное воспроизведение книги Вадима Рабиновича «Алхимия как феномен средневековой культуры», вышедшей в издательстве «Наука» в 1979 году. Ее замысел — реконструировать образ средневековой алхимии в ее еретическом, взрывном противостоянии каноническому средневековью. Разнородный характер этого удивительного явления обязывает исследовать его во всех связях с иными сферами интеллектуальной жизни эпохи. При этом неизбежно проступают черты радикальных исторических преобразований средневековой культуры в ее алхимическом фокусе на пути к культуре Нового времени — науке, искусству, литературе. Книга не устарела и по сей день. В данном издании она существенно обновлена и заново проиллюстрирована. В ней появились новые разделы: «Сыны доктрины» — продолжение алхимических штудий автора и «Под знаком Уробороса» — цензурная история первого издания.Предназначается всем, кого интересует история гуманитарной мысли.

Вадим Львович Рабинович

Культурология / История / Химия / Образование и наука