Зажали нас тут капитально. Мы уходили по ущелью, имевшему своеобразное бутылочное сечение, причем, бутылка была горлышком вверх, ущелье было длинной несколько километров и через систему пещер выходило на сопредельную сторону (по крайней мере, так было на очень секретной карте, которую нам привезли в бронированном чемоданчике, замаскированном под обычный портфель и заминированном, вдобавок), но вот зряшным все это оказалось, ибо мы наткнулись на капитальный завал, причем, явно не новый, но, тем не менее, на карте не отмеченный. К этому добавлялось еще две проблемы…
Во-первых, погоня, а во-вторых, некий объект охраны и сопровождения, с руками и ногами. Он должен был быть доставлен в известное, но непоименованное место целым и невредимым, а вот попасть куда-либо еще не должен был ни при каких обстоятельствах, ни живым, ни двухсотым (по этому проводу его попросили нести рюкзак с взрывчаткой), ну, а то, что не действовала связь – это было уже ожидаемое дополнение. С погоней вопрос решили штатно, правда, пришлось пожертвовать содержимым рюкзака Железной маски (так его прозвал Аким за большие комбинированные очки, где на стекла с диоптриями можно было опускать светофильтры). Погоню дождались, встретили массированным огнем, а когда враги стали скапливаться для решающей атаки, на них обрушили стены ущелья. Таким образом, мы оказались заблокированы с двух сторон, но, учитывая запасливость и предприимчивость Тарасюка, который узнав, что мы пойдем по ущелью, разжился несколькими бухтами прочных строп и мешочком скальных крючьев, вопрос был решаем. Как выяснилось позже, Андрей при сообщении, что мы пойдем по ущелью, представил себе узкую тропинку над пропастью и озаботился страховочными аксессуарами.
Наш арьергард еще не начал бой с погоней, а мы уже прокладывали путь наверх, и на двух третях пути Тарасюк наткнулся на вскрытый при обвале, явно рукотворный лаз, который моментально обследовал, сначала на предмет мин, а потом на предмет ценностей и артефактов, в чем преуспел… В полузаваленной камнями пещерке, на каменных же полках, было выложена пара-тройка дюжин непонятных тотемов в виде грубых копий обезьяньих голов с туго одетыми золотыми обручами, причем, некоторые обручи были украшены, хоть и грубо обработанными, но явно драгоценными камнями. Тарасюк вынес свою находку на воздух в какой-то старой корзине и, сказав, что найдет куды прыткнуты и на что зминюваты цих обезьянок, стал сгружать свой груз в опустевший после взрывчатки рюкзак "Железной Маски", что вызвало у нашего объекта буквально взрыв неприятия и брезгливости. Он стал кричать, что это никакие не обезьяны, а мумифицированные человеческие головы, и он не хочет их нести, тем более, что это явно какие-то местные тотемы. Но Барон рявкнул, что старшина и так навьючен, как ишак, но то, что он считает находку полезной и является определяющим, так что – надеть рюкзак и, типа, перестать пререкаться со старшим по званию, рядовой.
Короче, еще через два часа мы выбрались на поверхность: это было каменистое плато, причем, сильно каменистое. Как только команда разобралась для последующего марша, у "Железной Маски" началась истерика, он, крича что-то нечленораздельное, вытряхнул головы из рюкзака, и буквально через какие-то секунды из-за камушков, которые побольше, полезли местные пейзане, и их становилось все больше и больше, и они очень быстро к нам приближались, сжимая кольцо. Мы ощетинились стволами, но огня не открывали, ожидая, что из всего этого выйдет. К остолбеневшей "Железной Маске", рядом с которой стоял Таракан, держа в одной руке Стечкин, а в другой взведенную лимонку, и Тарасюк, хищно поводящий стволом пулемета, подошел сильно пожилой и сильно украшенный пейзанин, и, показав рукой на части мумий, спросил на ломаном португальском, кто из пришельцев является спасителем этих священных вещей, ушедших на днях в потрясенную землю. На что, моментально прокачавший ситуацию, Таракан показал гранатой на Тарасюка.