– Молодец, Ян, лучше не скажешь. Садись. Давайте переведём биологию и происходящую из неё антропологию в наглядную геометрию. Отправная точка… – Розоватый мел скрипит по школьной доске, сделанной из матового черного куска корабельной обшивки – появление жизни. Первые простейшие становятся многоклеточными, организмы усложняются, организовываются, учатся взаимодействовать друг с другом. До тех пор, пока у одного из населяющих землю видов не появляется… – мел в руке учительницы ведёт восходящую линию примерно на треть доски и завершает ее жирной точкой. – абстрактное мышление, – по классу пробегает шепоток.
– Безусловно, пока Господь наш в безмерной мудрости своей не одарил возлюбленных созданий искрой разума.
Тонкие губы мефру Брауэр чуть заметно искривляются в улыбке, она не набожна.
– Эта точка – она стучит мелом по нарисованному кружку – знаменует собой конец развития биологического и начало развития интеллектуального. За сотни веков цивилизации человек физически почти не изменился. Менялся лишь уровень интеллекта и накопленный опыт. Опыт, который человечество передает из поколения в поколение и обогащает новыми знаниями. Именно это накопление и передача знаний между поколениями двигает прогресс. Обдумайте этот тезис, мы к нему ещё вернёмся.
Мефру Брауэр отошла к окну, окинула взглядом мокрый от дождя плац, висящий тряпкой флаг Новой Родезии. За чёрными холмами, заросшими папоротником и кривыми чахлыми деревцами – антрацитово-чёрный океан. Постоянный ветер, постоянный дождь от ливня до мороси. Все оттенки серого, тёмно-зелёного, сочно-кобальтового. Сейчас здесь лето, самый разгар. Оно длится около четырёх месяцев, а потом наступает зима и вечная ночь ещё на целый земной год. Унылая, бедная, заторможенная планета.
Когда с поверхности погибающей Земли один за другим стартовали ковчеги, спасая остатки человечества, ей было 15, и никто не обращался к ней "мефру". С тех пор прошло 16 лет, и никто не называет её «Адель». Только мефру Брауэр. Она стёрла ладонью испарину с чуть мутноватого стекла местного производства, улыбнулась чуть видимому отражению.
– Достижения человеческого разума росли по экспоненте. —мефру Брауэр вернулась к доске. От крайней точки она провела другу, постепенно загибающуюся кверху. – Изобретение новых инструментов и способов обмена и сохранения информации ускоряло процесс всё сильнее и сильнее. По мере роста могущества человеческого снижалась вера в Господа. Человек сам посчитал себя равным Творцу. Теперь он Бог, и больше не нуждается в высшем Судье. Мы подошли к следующей точке. – она нарисовала ещё один заштрихованный кружок в самой верхней точке дуги. – Великий Исход. Остатки человечества покидают свою полыхающую колыбель на огромных ковчегах. Сколько таких кораблей успело стартовать с Земли? Сколько из них долетело до пригодной для жизни планеты? У нас нет ответов на эти вопросы… Что, Грут?
Со своего места на третьей парте встал взъерошенный мальчишка, Петрус, сын командира скаутов Дидерика Грута. Смущённо пригладив пятерней вихры, он спросил:
– Мефру Брауэр, Вы сказали "Великий Исход", но мой отец говорил, что создатели ковчегов называли их "Великий Посев". Что они имели в виду?
Она кивнула:
– Да… Для создателей ковчегов мы – семена нового человечества. Они надеялись, что мы, люди, заселим множество миров и, со временем, подчиним себе галактику. – она задержала дыхание. – они ошибались.
Класс загудел, Грут, так и не севший на своё место, набрал в грудь воздуха, готовясь возразить. Взмахом руки она заставила всех умолкнуть.
– Смотрим все сюда. Вот: – Она с размахом ткнула мелом в последний кружок. На пол посыпались мелкие кусочки – высшая точка в развитии человечества. Вот: – Она яростно зачиркала, рисуя исходящие из кружка лучи – разделившееся человечество разлетается по вселенной. У каждого – Она размашисто окружностями обозначает планеты в конце лучей – своя цель. Допустим, вот мы. А это наш вектор развития— Она выбирает самый нижний луч и от планеты рисует дугу, но не вверх, а вниз. – Наша ближайшая перспектива – сползание в Средневековье.
Класс взорвался. Мефру Брауэр грустно смотрит на раскрасневшиеся лица своих учеников, вскочивших с мест. Тридцать мальчишек размахивают руками, кричат, разобрать что-то в этом гвалте невозможно, да и не нужно. Учительница просто ждёт, когда дети выплеснут своё возмущение и недоумение. Только один стоит неподвижно, уставившись в одну точку. Он поднимает кулак вверх и рявкает:
– Тихо!
Класс сразу замолкает. У парня зычный командирский голос, почти такой же, как у его отца. Адель улыбается, она не раз мечтала, что Дидерик Грут назовёт её по имени. Петрус так на него похож…
Наступает тишина. Грут спрашивает:
– Почему?
– Фактор первый! – Она возвращается к доске и тряпкой стирает середину у всех расходящихся лучей. – Весь полёт переселенцы провели в коме. Сколько она продолжалась не знает никто. Никаких средств объективного контроля времени на ковчеге не было.