Африканская история

Субботний вечер Жюльен предпочел провести с Жизель, а не с Дамье и Вокерами… Тесно прижавшись друг к другу, они пересекли заросшую травой площадку перед школой, потом стали подниматься вверх по склону горы, останавливались, вдыхали полной грудью чистый воздух, целовались и продолжали свой путь среди зеленой и густой травы, мимо светящихся точек… нет, настоящих букетов из светлячков, тускло освещавших склон своим холодным голубоватым светом. По мере того как они поднимались к вершине Иугуру, внизу постепенно вырисовывалась деревня, выставляя напоказ свои самые внушительные строения. Они видели ярко освещенные дом инспектора и военный лагерь, школу, из окон которой струился свет керосиновой лампы, владения Азумбы, где свет факелов и фонарей беспрестанно перемещался и скрещивался, окно бакалейщика Аруны, который в этот час, должно быть, мусоля карандаш, старательно подсчитывал доходы.

Лишь через добрые полчаса они достигли самой вершины Иугуру, на тысячу сто метров возвышающейся над деревней и над лесом, — вершины горы, которая дала свое имя кантону.

Они сели, тесно прижались друг к другу, и Жюльен нежно обвил рукой шею Жизель.

— Расскажи мне еще о своей стране, Жизель.

— Расскажи мне о Франции, Жюльен.

— Франция прекрасна, несказанно прекрасна! Ее нельзя описать, о ней нельзя рассказать словами! Ее надо видеть, надо там жить, возмущаться из-за чего-нибудь — чаще всего из-за пустяка, — потом уехать, чтобы издалека оценить ее красоту, сердцем постичь, чего ей не хватает, и любить ее еще больше… Франция — моя страна, моя родина, и я обожаю ее…

— А я обожаю Африку: она — мой бог, мой фетиш, мой амулет… Посмотри, какое у нас синее, лучезарное небо; как сияет луна!.. Вслушайся в эти крики, в этот смех, в торжественные и бодрые звуки тамтама, что доносятся к нам из дальнего далека. Весь день Африка провела в тяжком труде под палящим солнцем, а теперь, хотя она очень изнурена, она веселится, чтобы продемонстрировать свою неисчерпаемую жизненную силу!.. Это в крови у нас, в соку наших деревьев, в жилах наших гор, в чреве нашей земли. И в такие ночи, как сегодняшняя, счастливая женщина кладет себе на колени голову своего возлюбленного и поет ему негритянскую песню любви…

С этими словами Жизель положила голову Жюльена себе на колени и вполголоса запела. Это была песня нежная, ласковая и свежая, как тельце ребенка, страстная и захватывающая, как ощущение счастья… Их лица сблизились. Ритм песни сбился, потом она оборвалась, и они забыли обо всем на свете.

Когда они снова вернулись в этот мир, они увидели Иугуруну, похожую на огромную серебряную змею: река, что-то шепча, струила свои воды среди заросшей травой долины. Жюльен и Жизель спустились вниз, прошли к центру деревни, к тем самым домам, которые они видели сверху. По дороге им повстречались мсье и мадам Вокер, совершавшие вечернюю прогулку.

На следующий день вечером Жюльен пришел к Вокерам. Они встретили его приветливо, но с насмешливой улыбкой.

Жюльен постарался не обращать на это внимания. Мадам Вокер лукаво поинтересовалась, по-прежнему ли нравится ему Иугуру.

— Это, конечно, не Париж и даже не Кариба, но деревушка тихая и живописная, — ответил Жюльен.

— И не лишена очарования, — сладко добавила мадам Вокер, намекая на Жизель.

— Конечно… Иугуру ночью — совершенно сказочная страна. — Жюльен сделал вид, что не понял намека.

— Вы, как любитель изящной словесности, могли бы очень мило описать эту деревню черных богинь, — попытался шутить Вокер.

— Вы же знаете, изящная словесность не слишком меня привлекает, но мне есть что сказать, и достаточно важное, об Африке, о той Африке, какой я ее вижу.

— Что же могли бы вы сказать, когда все уже сказано? — с серьезным видом спросил Вокер.

— Нет, сказано далеко не все, ибо глаз не пресытился видеть и не устало слышать ухо.

— Мы будем рады прочесть о том, что вы видите и слышите в Африке, — заключила мадам Вокер.

Разговор происходил за десертом. Жюльен с удовольствием съел кусок папайи, сделал комплимент Вокерам, похвалив роскошные дары их сада.

— В колониях следует иметь свой сад и тщательно ухаживать за ним: это единственный способ есть хорошие фрукты, не залапанные чесоточными руками дикарей, — сказала мадам Вокер.

— При условии, что ваш бой не пообрывает их раньше, чем они созреют, — добавил ее муж.

— Ну, на Пилу мы не можем пожаловаться, он парень честный и очень опрятный.

— Это верно, но он начал держаться как-то подозрительно, чуть что — принимает высокомерный тон, и это с тех пор, как их политиканы стали науськивать их на нас, вбивать им в голову, что они, видите ли, тоже люди, человеческие существа: «Пусть даже бои поднимутся и отстаивают свои права!»

— Если некоторые политические деятели и призывают к этому, то, верно, потому, что им небезразличны те рабские условия, в которых живет большинство африканцев, и они преследуют не только свои собственные интересы, — заметил Жюльен.

Вокер поджал губы и нахмурился.