Африканская книга

Наконец мы добираемся до медины[97]. «Зайдем в лавку к моему приятелю. Может, что-нибудь купишь…» Кажется, это и есть ожидаемый подвох. Мы заходим в лавку, битком набитую кувшинами, кальянами, коврами и кошельками. Все цены крупно выведены фломастером, и к каждой, как будто в качестве сноски, сверху приписан едва различимый нолик. Это значит, что товар стоимостью тридцать дирхамов при ближайшем рассмотрении дорожает ровно в десять раз.

— Главное — не торопиться, — начинает хозяин лавки, человек средних лет с брезгливой физиономией, плешью в виде тонзуры и молитвенной шишкой на лбу, — правильный выбор требует времени. Выпьем чаю. Позвольте спросить, вы кто по профессии?

— Врач.

— О, поздравляю. Позвольте налить вам чайку. Вы, надо полагать, путешествуете по Марокко?

— Нет, еду в Гану.

— О да, понимаю вас. Я слыхал, у них там в Африке страсть как нужны врачи. Ну что же, мсье врач, позвольте мне предложить вам волшебную аптечку Аладдина.

С этими словами он достает из‐за пазухи пыльную шкатулку и с минуту возится с ней, пытаясь вымучить какой-то фокус, связанный с открыванием-закрыванием потайных отделений. Однако шкатулка не поддается.

— Извините, мне пора.

— Как, с пустыми руками? — Ленивая брезгливость сменяется смутной угрозой.

Мой проводник залпом допивает свой чай, подходит к двери и становится в позу трактирного вышибалы. Я бросаю взгляд на бракованную шкатулку. На ценнике — пятьдесят дирхамов. Стало быть, сейчас он укажет на точку-нолик и запросит пятьсот[98]. Вот и весь фокус.

— Заверните.

* * *

Грудастая африканка не спеша прогуливается по перрону, везя за собой два исполинских чемодана, как если бы она совершала вечерний моцион в сопровождении амбалов-охранников. Когда вагонный сезам с шипением открывается, я помогаю ей запихнуть ее телохранителей в багажное отделение. Освободившись от груза, она подсаживается ко мне и с ходу сообщает, что зовут ее Кумба, работает в Эмиратах, а родом из Ниамея и сегодня летит домой повидать родных. За окном мелькают предместные пейзажи и оцинкованные кровли лачуг. Через несколько минут кондуктор объявит конечную станцию — аэропорт. Кумба, уже не церемонясь, кивает на чемоданы: помоги. Я повинуюсь. Таким образом, к ее свите охранников прибавляется еще один.

К стойке регистрации не пробиться. Двое разъяренных молодчиков долго доказывают свою правоту хрупкой сотруднице авиакомпании. «Сенегальцы!» — сообщает мне Кумба заговорщицким шепотом. Наконец подходит наша очередь. Ошалевшая от сенегальского натиска сотрудница «Роял Эр Марок» впивается в Кумбин билет, несколько раз переворачивает его, словно выискивая едва различимый шулерский нолик, и, не найдя того, что искала, выносит суровый приговор: «Ваш самолет улетел вчера». Кумба обиженно выпячивает нижнюю челюсть, похожую на выдвижной ящик.

— Что же мне теперь делать?

— Это уж вам решать. Можете переночевать в Касабланке, а завтра утром позвонить в «Эр Марок».

— Как ночевать? Где? У меня нет ни денег, ни знакомых…

И как бы в ответ на ее вопрошание перед стойкой снова возникают близнецы-сенегальцы и, ни слова не говоря, перехватывают Кумбины чемоданы. Не вполне понимая, что происходит, я робко пытаюсь вмешаться, но меня отшивают быстрым жестом. «Спокойно, мсье, это наша сестра. Мы ей поможем». Кумба устало кивает. В этот момент кто-то кладет мне руку на плечо, и я слышу сильно исковерканную русскую речь: «Проститэ, ви з Россиэ?» На подобные вопросы, задаваемые сомнительными персонажами в сомнительных местах, у меня уже выработалась защитная реакция. Когда ко мне обращаются по-русски, я оказываюсь стопроцентным американцем, а когда принимают за американца, сразу перехожу на русский. Но сейчас вопрос оказывается столь неожиданным, что я застываю с открытым ртом, и мой визави, долговязый африканец с плохими зубами, принимает мое молчание за согласие. «Ви проститэ, я — з Мали, но я тоже жит в Россиэ. Я учи́т там ю-рис-пру-денса. Быт авокат!»

Озираясь, я понимаю, что ошибся фильмом: это давно уже не «Касабланка», а кадры из фантасмагории Бертолуччи «Под покровом небес», где-то ближе к развязке. Но мое путешествие только начинается, и в противоположном конце зала я замечаю спасительную фигуру давешнего попутчика, ганца по имени Кофи. Он тоже замечает меня, весело машет. Узник захудалой гостиницы, он не терял времени даром и уже успел обзавестись нигерийской подругой. В Нигерии, как и в Гане, говорят по-английски; под покровом марокканских небес этого более чем достаточно для дружбы. С недоверием оглядев шатию из Французской Африки, Кофи берет меня за локоть: «Пойдем, Квабена, занимать места. Нам скоро лететь».

* * *

В Аккре меня обещали встретить, но с момента посадки прошло уже больше часа, а встречающих нет как нет. Все это время благородный Кофи не отходил от меня ни на шаг. «Я так скажу, Квабена, ждем еще полчаса и, если их нет, едем ко мне». Через пятнадцать минут в опустевший зал ожидания вбегает человек, размахивающий табличкой с моим именем. «Sorry, brother, sorry!»