Африканская страсть

Лизавета Ивановна Самохвалова тяжело вздохнула и закрыла за собой дверь подъезда. На улице шел дождь с самого утра, и сейчас еще на лужах виднелись редкие капли. Возле подъезда была огромная, чрезвычайно глубокая лужа, и какой-то добрый человек положил для удобства жильцов через нее две дощечки. И так-то мысли Лизаветы Ивановны были безрадостными, а тут еще ужасная погода все усугубила.

Дочку никак не могли выписать из больницы, а если даже и выпишут, то одной ей с малышкой ни за что не управиться, слишком она стала слаба после родов и болезни. Стало быть, придется Лизавете Ивановне брать за свой счет, потому что отпуск ее скоро закончится.

Лизавета Ивановна работала в библиотеке одного технического вуза и на самом деле спокойно могла не выходить на работу два месяца, когда занятий нету и студенты разъезжаются на каникулы. Начальница же, старая грымза Иветта Федоровна, так не считала. Она уверяла, что дело в библиотеке всегда найдется. Она еле-еле отпустила Лизу в отпуск не в свою очередь, пошла, так сказать, навстречу, но и то поглядывала косо. Теперь же Лиза словно воочию видела, как раскалятся у Иветты маленькие очочки в круглой оправе, когда Лиза скажет, что ей нужен еще месяц. Зять только-только устроился на работу, ему отпуска никак не дадут, да и что греха таить, хоть Лиза ругает зятя за лень и бестолковость, все же платят ему побольше, чем ей в технической библиотеке.

Лизавета Ивановна снова тяжко вздохнула и направилась между домов к проспекту, где находилась дежурная аптека. Малышка без матери чувствует себя неважно, плохо ест и беспокойно спит. Вызывали врача, он выписал лекарство, но зять явился поздно – еще к ее дочке, жене своей, заезжал в больницу. Так что Лиза смогла выбраться в аптеку только в одиннадцатом часу вечера, когда девочка заснула. Ей нужно было прогуляться, а то нервы совсем сдали, да и усталость навалилась – ночью не спит, днем мечется по хозяйству.

Через сорок минут она подходила к своему дому гораздо бодрее. От свежего вечернего воздуха ей стало полегче, дождь перестал. Женщина в аптеке дала ей нужное лекарство, да еще посоветовала поить девочку укропной водой – возможно, ребенка мучают газы, оттого она и плачет по ночам. Лизавета Ивановна нажала три цифры на кодовом замке и остановилась на пороге, поскольку за дверью стояла полная, непроглядная темнота. На улице летом в это время довольно светло, фонари, во всяком случае, еще не зажигали, но в подъезде за время ее недолгого отсутствия кто-то успел вывернуть лампочку, так что добираться до лифта придется в кромешной тьме.

Лизавета Ивановна вздохнула, нащупала ногой ступеньку, и в это время возле нее возник кто-то невидимый и сильной рукой сжал предплечье.

– Ой! – попыталась крикнуть Лизавета Ивановна, но руку сжали с такой силой, что вместо крика вырвался из ее горла только жалкий писк.

– Тихо, – прошипели из темноты, – без шума…

«Наркоман какой-нибудь… – подумала Лиза, – еще ножом пырнет, они же все ненормальные… Хорошо, что ключей в сумке нет и денег немного!»

– Берите. Берите сумку! – заговорила она шепотом. – Только лекарство оставьте для внучки маленькой…

– Тихо, я сказал! – рассердился мужчина. – Никто тебя грабить не собирается.

– А вы кто? – изумленно спросила Лиза.

Если он не наркоман и не вор, то зачем же она этому человеку? Не насиловать же ее собрались в собственном подъезде! И она уже не в том возрасте, и он вроде по голосу на психа не похож.

– Милиция, – сказал голос рядом, – вопросы у нас к вам имеются, гражданка Самохвалова.

– Милиция? – недоверчиво протянула Лиза и тут же добавила первое, что пришло ей в голову: – Документы тогда предъявите!

– Темновато тут, чтобы документы предъявлять, – противно рассмеялся неизвестный, и Лиза испугалась.

«Никакой он не милиционер, – сообразила она, – милиция по квартирам ходит или повесткой к себе вызывает, а этот нарочно лампочку вывернул. Разве милиция так поступает?»