Африканское бешенство

– Точно – дьяволы! – подхватывает подросток-наркоман. – Я сам завязывал им руки самым сложным узлом… Разве обычный человек сумел бы самостоятельно развязать такие путы?.. А ты еще собирался обменивать их. Вспороть животы – и дело с концом. Пусть тут и подохнут!..

Нас тащат к обочине под высокую пальму.

– На колени! Кому сказал, становитесь на колени!

– Да пошел ты… – шепчу в ответ, но тут же получаю прикладом по задней части бедра, и ноги подкашиваются сами собой.

Боль просто невыносимая – подонок вложил в удар всю свою злобу. Закрываю глаза, стискиваю зубы, чтобы не завыть от этой острой боли и не доставлять удовольствия своим мучителям.

– Вот так-то лучше. – Бандит размахивает мачете, приплясывая от нетерпения, и красочно живописует, как именно будет нас убивать. Я вижу лишь тонкие черные ноги в стоптанных дырявых кедах.

Метрах в пятидесяти от нас начинается пологий песчаный пляж. Белопенный океан ритмично вгрызается в берег. Легкий ветерок перебирает листья на пальмах, гонит по берегу песок. Далекая полоска горизонта уже окрасилась утренним багрянцем. Воздух свеж и почти прозрачен.

Мы с Джамбо стоим на коленях перед пятью чернокожими ублюдками. Шестой, громила со шрамом, возвышается за нами, понося и обвиняя во всех тяжких грехах. Похоже, он тоже вошел в роль и решил произнести речь.

– Именем нашей многострадальной Африки, нашей страны и нашего родного Оранжвилля, – прокурорским тоном говорит он, – этот белый пособник дьявола… Как тебя зовут? Да это и неважно… и его друг, гнусный предатель, продавший Родину и свой народ, приговариваются к смерти. Что скажет прокурор? – Громила с комичной учтивостью оборачивается к типу с мачете.

– Разорвать на части, чего тут еще думать! – лыбится тот.

– Каково мнение адвоката? – Кивок в сторону подростка-наркомана.

– А давайте отрежем им головы и будем играть ими в футбол! – звучит в ответ дурашливое.

Громила выдерживает выразительную паузу, почесывает свой отвратительный шрам и, оглядывая нас, продолжает:

– Итак, это тот редкий случай, когда мнения обвинения, адвоката и судьи, то есть меня, полностью совпадают. Каково будет последнее желание приговоренных к смерти?

Поднимаю голову и смотрю убийцам прямо в глаза. Они не отводят взгляд, для них мы уже трупы, законная добыча падальщиков и мародеров. Словно шакалы, они нетерпеливо топчутся в предвкушении расправы.

Мы молчим – слишком много чести для этих мерзавцев подыгрывать в этом гнусном спектакле. Главарь похлопывает лезвием мачете по широкой ладони и испытующе переводит взгляд с меня на Джамбо. Видимо, никак не решит, кому первому отрубить голову.

– Бросьте жребий, – наконец предлагаю ему.

– А ты смелый! – отвечает тот. – Что ж, тогда с тебя и начнем.

Закрываю глаза и впервые в жизни пытаюсь прочитать хоть какую-нибудь молитву. Я никогда не верил во все эти штуки: Бог, рай, загробная жизнь… Но сейчас, за мгновение до смерти, все это воспринимается совсем иначе. Почему-то в памяти всплывает лицо Миленки. Неужели ее тоже убили, так же, как сейчас убьют и меня? Возможно, даже эти самые бандиты. Хотя нет, ей наверняка пришлось намного хуже. Лучше не думать о том, что делают с красивыми девушками отмороженные бандиты вроде этих. В том, что Миленка мертва, у меня нет никаких сомнений. Если даже мы, двое взрослых вооруженных мужчин, не смогли себя защитить, то как могла выжить хрупкая медсестра? Ноль шансов.

Подросток-наркоман уже тренируется – рубит своим жутким мачете ствол ближайшей пальмы, приплясывая, словно безумный. Наверняка собирается срубить мне голову с одного удара.

– А ты, урод, будешь долго мучиться! – кричит отморозок и смачно плюет Джамбо в лицо. – За то, что связался с белыми, получишь смерть мучительную и медленную. Эй, принесите кто-нибудь веревку. Знаешь что я с тобой сейчас сделаю? Вспорю тебе живот, привяжу один конец к твоим кишкам, а второй к заднему бамперу. А потом мы с тобой прокатимся – пока ты окончательно не «размотаешься».

Он все время пританцовывает и жестикулирует – наверное, считает себя королем гангста-репа. Выпалив последнюю фразу, ублюдок оглядывается на товарищей в поисках одобрения, и первым же заливается идиотским смехом. От этих звуков с соседних деревьев испуганно вспархивают сонные птицы, и, громко хлопая крыльями, улетают прочь.

Я часто думал о смерти. В детстве, в школе. Да и врачом стал, чтобы наконец прояснить для себя это странное свойство каждого организма переходить из живого в неживое. Уже в институте, на практике в морге, наш профессор любил повторять: «Не бойся, молодежь. Живой человек намного опаснее мертвого».

Открываю глаза. Словно в замедленной съемке наблюдаю, как подросток с мачете в правой руке подходит ко мне. Останавливается в двух шагах. Ехидно улыбаясь, замахивается…