Африканское бешенство

Вдоль аллеек ровными рядами стоят лавочки. Странно видеть их в целости и сохранности, и мне даже хочется ненадолго присесть на одну из них и смежить веки. Бесконечно давно, в далеком сопливом детстве, я очень любил ходить в московский зоопарк, даже экономил на школьных завтраках, чтобы купить в воскресенье билет. В зоопарке я мог пропадать с утра и до вечера, и служителям зачастую приходилось выгонять меня перед самым закрытием… Звери за решетками почему-то напоминали мне добрых героев мультфильмов, и я верил, что запросто смогу залезть в клетку к амурскому тигру или белому носорогу и подружиться с ними. Звери позволили бы себя кормить, а по праздникам катали бы меня по городу или даже возили бы на экскурсии в свои далекие сказочные страны…

Как же давно это было!

Странный щелчок, напоминающий передергивание пистолетного затвора, выводит меня из полузабытья, заставляет напрячься и оглянуться. На аллейке никого нет. Нет никого и в зарослях кустарника – они тут слишком уж редкие и низкие, не спрятаться. Растерянно смотрю назад: все те же безлюдные аллейки и лавочки…

Однако ощущение неопределенной опасности не покидает меня. Задираю подбородок. Утреннее солнце уже просвечивается сквозь деревья, отблескивая на лаковых листьях гигантских фикусах. Наконец замечаю на дереве огромного попугая. Щелчок клюва – и вновь звук, так настороживший меня минутой назад…

Попугай так чист и наряден, что на него приятно смотреть. Укоряю себя за недавний страх. Это, наверное, паранойя. Скоро я, наверное, начну бояться собственного отражения в зеркале.

Поднимаюсь и, окончательно успокоившись, бреду по аллейке. Нет, не может такого быть, чтобы инфицированные Эболой разгромили и зоопарк! Ведь у них наверняка тоже есть сентиментальные воспоминания детства, и наплевать на них – то же самое, что сломать деревце, которые ты с отцом посадил в детстве собственными руками!

Однако большинство клеток, где еще недавно жили африканские звери, оказываются пустыми. То ли служители зоопарка сжалились над животными и выпустили их на волю сразу же после того, как зараза начала распространяться по городу, то ли звери сами сумели удрать из плена… Почему-то хочется верить, что все они благополучно добрались до своих джунглей. Пусто и в вольере для страусов, и в загоне для малых кошачьих, и даже в огромном террариуме, где обычно копошились разные цветастые гады.

Минуя небольшую декоративную рощицу, приближаюсь к аккуратному искусственному пруду и сразу же натыкаюсь на огромное потухшее кострище. Разбросанные угольки, втоптанные в землю мелкие косточки, подсохшие бурые пятна и белоснежные перья – много-много…

Пруд пуст, а ведь еще недавно тут жили лебеди.

Только теперь понимаю, как я жестоко ошибся. Уж если весь Оранжвилль охвачен кровавым безумием, то вряд ли зоопарк, расположенный в самом его центре, останется автономным островом спокойствия. Зверей не выпустили, да и сами они никуда не разбежались… Их попросту съели.

Но что же тогда с приматами?

Если я не добуду зеленую мартышку, на всех дальнейших опытах можно поставить жирный крест. Так что остается лишь верить словам Элизабет, что в этой стране обезьян есть не принято…

Разворачиваюсь и, невольно ускоряя шаг, иду в глубь зоосада. Теперь под ногами блестят стреляные гильзы, валяется окровавленное тряпье. Огибаю еще один пруд. На огромной бетонной площадке – бесформенные пятна свежей крови. Конечно, я не могу сказать, чья эта кровь – человека или животного. И лишь спустя минуту взгляд мой фиксирует неподалеку от противоположного берега огромное темно-зеленое бревно – нильского аллигатора…

Видимо, какой-то неадекватный громила решил освежиться в пруду. А может быть, вообразил себя голливудским суперменом, способным разорвать пасть гигантской рептилии. За что, конечно, и поплатился… Все-таки хоть какое-то существо в зоопарке сумело за себя постоять!

Усаживаюсь на берегу. От воды отчетливо тянет тиной и водорослями. Где-то в зарослях квакают невидимые лягушки. Почти у самой поверхности пруда черно-серыми пулями снуют головастики.

Я медлю. Мне не хочется размышлять, где найти зеленую мартышку, если я не обнаружу ее тут. Никакие другие приматы для опытов не подходят… Я поднимаюсь и иду дальше. Не помню, где именно искать вольеры с обезьянами. Указатели сбиты, и мне приходится обходить едва ли не половину зоосада.

Еще минут десять брожу по аллейкам. Пустой вольер, где некогда жили кенгуру, загон для жирафов, также опустевший, в огромной клетке, где некогда жили попугаи, лишь разноцветные перья на полу. Наконец нахожу нужный участок…

Из вольера горилл несет густым трупным смрадом. Неудивительно – недвижные исхудавшие тела прекрасных приматов лежат у самой клетки. Такая же картина и в клетке с павианами, только тут от голода умерло все огромное семейство.