Афродита

Я скинула хитон мой; как же мне опять надевать его?
Я вымыла ноги мои; как же мне опять марать их?

Возлюбленный мой протянул руку свою сквозь скважину,
И внутренность моя взволновалась от него.
Я встала, чтобы отпереть возлюбленному моему;
И с рук моих капала мирра,
И с перстов моих капала мирра на ручки замка...

Заклинаю вас, дщери Иерусалимские:
Если вы встретите возлюбленного моего, что скажете вы ему?
Что я изнемогаю от любви!

Она запрокинула голову, чуть прикрыв веки.

Он ввел меня в дом пира, и знамя его надо мною — любовь.
Подкрепите меня вином, освежите меня яблоками,
Ибо я изнемогаю от любви.
Левая рука его у меня над головою, а правая обнимает меня...
— О, ты прекрасна, возлюбленная моя, ты прекрасна!
Пленила ты сердце мое, сестра моя, невеста!
Пленила ты сердце мое одним взглядом очей твоих,
Одним ожерельем на шее твоей.

О, как любезны ласки твои, сестра моя, невеста!
О, как много ласки твои лучше вина,
И благовоние мастей твоих лучше всех ароматов!
Сотовый мед каплет из уст твоих, невеста;
Мед и молоко под языком твоим,
И благоухание одежды твоей
Подобно благоуханию Ливана!

Запертый сад — сестра моя, невеста,
Заключенный колодезь,
Запечатанный источник...
— Поднимись, ветер с севера, и принесись с юга,
Повей на сад мой — и польются ароматы его!
Пусть придет возлюбленный мой в сад свой
И вкушает сладкие плоды его.
— Пришел я в сад мой, сестра моя, невеста;
Набрал мирры моей с ароматами моими,
Поел сотов моих с медом моим,
Напился вина моего с молоком моим...

— Положи меня, как печать, на сердце твое,
Как перстень — на руку твою,
Ибо крепка, как Смерть, Любовь!

Не двигаясь с места, не сгибая колен, она медленно поворачивается. Ее груди и запрокинутое лицо в полумраке напоминают три розовых цветка, что распустились на одном стебле.

Она танцует, сплетая руки, сгибая стан; чудится, что повязка мешает ей, и она желает как можно скорее освободить свое наполовину нагое, наполовину скованное белое тело. Грудь танцует от частого дыхания, уста уже не могут сомкнуться, а веки не могут разомкнуться в истоме, пылает на щеках румянец.

Она играет перстами, она играет руками. Ее тело играет, волнуется. И вот, взметнув водопад волос, Кризи сорвала застежку, удерживающую на бедрах повязку, и та скользнула на ковер, открыв всю совершенную красоту ее наготы.

Деметриос и Кризи...

В их первом прикосновении такое блаженство и такая гармония, что какие-то мгновения они остаются неподвижны, чтобы не нарушить очарования. Грудь Кризи легла ему в ладонь, и он сжимает ее. Одно бедро ее, жаркое и нежное, в плену его колен, а другое оплетает его бедра. Они лежат недвижимо, приникнув друг к другу, но не познав еще друг друга, наслаждаясь стремительно нарастающим желанием и с упоением отдаляя миг блаженства.

Сначала сталкиваются их губы, они пьянеют, сливая, но не удовлетворяя их извечную, болезненную, почти девственную ненасытность.

Ничто не видно лучше лица любимой! На расстоянии поцелуя глаза Кризи кажутся огромными. Она опускает веки — и он видит две морщинки на них, следы страсти, и видит бледную тень, покрывающую ее лицо, словно фата. Она вновь открывает глаза, и черный зрачок, расширяясь, почти поглощает их зелень, длинные ресницы трепещут, слезинка сбегает по щеке, а на горле бьется голубая жилка.