Для меня Юлька была хорошим другом, молодой, доверчивой девчонкой, с которой я не представлял себе взрослых отношений. Ну, встречаться, ладно – поцеловаться, но дальше – ни-ни! У нас большая разница в возрасте. Я уже пожилой, потрёпанный жизнью, мужчина, а Юлька – ещё совсем соплячка. Валялась, вон, со мной на диване, почти голая и не представляла, дурочка, чем всё это может кончиться.
А взрослым и мудрым я себя считал вот почему.
Невинность свою я потерял еще, когда мне было лет пятнадцать. Однажды вечером я с местными своими друзьями стоял у совхозного клуба. Внутри хрипел музыкой дешёвенький проигрыватель, шли танцы, а Васька Мамотенко и Вилька Грец вышли покурить. Я на улице стоял в одиночестве, они подошли ко мне. Васька протянул папиросу. Я затянулся, стал кашлять. Плюнул, папиросу выбросил. Васька и Вилька рассмеялись. Они были старше, давно кончили восемь классов и уже ходили работать на завод. И старшие товарищи высказали предположение, что я ещё и с девочками никогда ничего не пробовал. И, поскольку я в ответ только кашлял, решили, что и тут со мной всё ясно. Было решено этот пробел в моём воспитании восполнить и сходить к Викусе Рассохиной. Отказаться от такого предложения было никак нельзя. Боюсь я что ли? И совсем не боюсь. Давно хотел. Только не представлял, как. А оно, оказывается, вон как – просто сходить к Викусе Рассохиной.
Викуся была дома одна. Папки у неё не было, а мамка дежурила в свинарнике. Не красавица. И старая – ей уже то ли шестнадцать, то ли уже семнадцать лет было. Васька с Вилькой сели за стол играть в карты, а меня послали к Викусе за ширму. Я в тот вечер у неё был первым. Через двадцать секунд я стал мужчиной.
Ощущения какие-то… Ну, не ожидал я, что всё это так…
Потом друзья как-то ещё раз позвали меня с собой. И я сходил с тем же самым успехом. В компании сверстников я уже с чистой совестью мог говорить, что ЭТО у меня уже было, и не раз, но повторять всё в том виде, как делали мои товарищи, я уже не хотел.
Викуся вышла замуж за работягу с кирпичного завода, а совхозные парни продолжали к ней заглядывать. Стучались в дверь вечерком, говорили: – Пойдём с нами, а то мы мужу всё про тебя расскажем.
И она выходила…
И вот – Юлька… Разве с ней можно что-нибудь подобное?..
Я целовал её, кружилась голова, сбивалось дыхание. И – старался повернуться как-то боком, чтобы ненароком не ткнуться куда-нибудь ей в живот или бедро своим жёстким тупым предметом…
Мои родители каждый год ездили на Украину, на историческую родину моей мамы. И в этот раз решили взять с собой меня. Юлька осталась в своём лагере, я уехал купаться в Днепре и объедаться вишнями и абрикосами, которые в селе Карнауховка валялись даже на улицах. В Актюбинске на базаре пять рублей за килограмм, а там – под ногами. Ешь – не хочу.
Когда вернулся из Украины, узнал, что Юлька умотала куда-то за Байкал, к своим родственникам. И встретились уже только в середине сентября. Очень обычная такая была встреча: я позвонил. Юлька открыла. Она была без ничего, в знакомых мне трусиках. И раньше так бывало, ничего особенного. Но мы с Юлькой уже целовались в лагере, и поэтому тут же, в прихожей, поцеловались. И я взял подружку на руки и отнёс на диван, потому что голую девушку удобнее целовать, когда она лежит на диване.
Я по-прежнему пребывал в твёрдой уверенности, что у наших отношений должен быть определённый предел, за который переходить никак нельзя. Но в этом моём для себя правиле ничего не было про то, чтобы я не мог раздеться сам и целоваться с Юлькой уже в таком виде. Юлька легко на мгновение приподнялась, чтобы мне удобнее было стянуть с неё трусики. Куда-то в угол, вслед за ними, на них, упали и мои.
После радости и оглушённости от первого поцелуя, я снова провалился в какое-то другое измерение пространства и времени от соприкосновения с Юлькиным голым телом. Когда Рай – там, наверное, всё время такое испытывают.
Обнимались, сплетались телами, целовались.
Я, конечно, помнил, что есть границы, через которые переступать я не должен.
Если девушка так мне доверяет, то это не означает, что я могу этим бессовестно воспользоваться.
Жениться нам ещё рано. У Юльки впереди три курса. У меня выпускной, потом нужно ещё найти своё место в жизни. В общем, всё можно, а ВОТ ЭТО – нельзя, потому что.
И мы продолжали обниматься и целоваться абсолютно целомудренно смеясь, улыбаясь, радуясь такой волшебной близости, всем этим касаниям и взглядам глаза в глаза.
И всё было настолько легко, настолько свободно, взаимно, так естественно… Я почти не заметил, как устроился, улёгся между Юлькиных ног. А она и не думала их сжимать, раздвинула, чтобы я мог устроиться поудобнее. Это всё была игра. Глядя Юльке в глаза, я легонько ткнул ее торчавшим всё время пенисом туда, куда вообще-то было нельзя, но – ведь это была игра, просто игра. И я сделал это ещё раз, другой. Осторожно так, чуть-чуть – обыкновенный нежный знак внимания. Больше, сильнее нельзя, потому что жениться нам ещё рано. А так – понарошку, можно.