– Не шевелись, поражу! – для острастки Архип щелкнул затвором.
– Действует самопал-то? – насмешливо спросил Мартьян.
– Ну, знаешь!..
От такой неслыханной дерзости Архип растерял все слова. Такое сказать про его двустволку!
– Наверное, в стволе воробьишки ночевали… – Мартьян покосился через плечо и снова продолжал бесцеремонно действовать ключом.
– Говорю, отойди прочь! Ей-богу, трахну! – еще грознее и настойчивее предупредил Архип Матвеевич.
– Не маячь со своей пушкой, а то встану и отниму…
От таких слов Архипа занесло, как необъезженного без узды коня.
– Да как ты смеешь, паразит, говорить мне такие слова? Откудова ты взялся, чтобы машину раскурочивать? Какое ты имеешь право в ночное время к машине лезть? Поднимай руки, не то сражу наповал!
– Я тебя так сражу… Когда я пришел, ты где был?
– Это тебя не касаемо… – решил увернуться Архип от ответа.
– Нет, друг, касаемо! Дрыхнул ты, бес хромой! А что полагается за сон на посту? – напирал Мартьян.
– Не желаю знать…
– Врешь, знаешь. Расстрел!
– Но, но!
– В двадцать четыре часа и к стенке!
– Не пужай. Сейчас не война…
– Вместо того чтобы бахчи и хлеб караулить, он под будкой дрыхнет. Я подошел к шалашу твоему. Никого! Хоть воз накатывай!
– Чего ты пристал как заноза?
– Это ты привязался. Спасибо скажи, что самопал твой не забрал. Пропечатали бы тебя комсомольцы в газете, а Даша разрисовала бы твою сонную физию на потеху всего района.
– Ты мне зубы не заговаривай, – обескураженно сказал Архип. – Отходи от машины, слышь! – добавил он уже менее настойчиво. Он знал, комсомольцы на такие дела мастера, особенно Дарья-хохотушка.
– Отстань! – отмахнулся Мартьян. – Чем болтать, возьми второй ключ и придержи гайку, а то прокручивается.
– А что ты задумал?
– Приспособление налаживаю. – Мартьян подробно объяснил что к чему и попросил помочь.
– Тебя же уволили? – присаживаясь на корточки, спросил Архип.
– Это неважно. Главное, хлеб убрать, – сказал Мартьян.
– Само собой, – согласился Архип.
– Ты один здесь? – быстро и ловко действуя ключом, спросил Мартьян.
– Не-ет, – понижая голос до шепота, ответил Архип. – Она тут… Спит.
– Кто она? – резко вскинув головой, спросил Мартьян.
– Глафира Антоновна. – Осененный догадкой, Архип покрутил головой; склонившись к Мартьяну, продолжал: – Совсем недавно уснула. Тек-тек…
– Ты чего текаешь?
– Спит, говорю, тута одна-одинешенька. Я с вечера про тебя сказанул ей словечко. Она мяукнула и в будочку, тю-тю! Такой, брат, кондёр получился.
– Ты крепче держи! – яростно зашептал Мартьян. – У тебя инструмент в руках или…
– Она горюет… А бабенка, я тебе скажу, боже ж мой! – не унимался Архип.
– Слушай, я тебе такого боженьку покажу, мизгирь хромой! – замахиваясь тяжелым ключом, гневно зашипел на него Мартьян.
– На себя оглянись. Тоже не очень прытко скачешь. Хороша Глаша, да не наша! – подзадоривал Архип, чувствуя, что уцепил противника за самое больное место.
– Дядя Архип, смотри, тресну по скуле!
– Сдачи получишь.
– А про меня что ей болтал?
– Докладывал, как ты с женкой да с тещей прощался.
– А ты видел?
– А то нет! За плетешком стоял. Ты что, совсем расхлебался с ними, али так, для блезиру?
– Совсем, дядя Архип, как гора с плеч!
– Давно бы пора. Тяжелые тебе попались люди. В особенности эта язва, Агашка. Ведь полны сундуки добра, а все на базар норовят.
Архип заговорил было о Спиглазове, но Мартьян сердито прервал его.
Глафира давно проснулась и слышала весь их разговор, стараясь унять волнение, которое с каждой фразой усиливалось все больше и больше.
– Долго ты будешь меня тут держать? – спрашивал Архип.
– Еще немножко. Подержи скобу…
– Оставь. Утром с Глафирой закончите, да и Федька помогнет.
– А где Федя? – спросил Мартьян.
– Известно где: у своей Дашки. Сенька на току. Я тоже сейчас к себе в шалаш подамся. Ну вас к едреной фене…
«Архип и вправду может уйти, а как же я? Вдвоем с Мартьяном останусь?» – сидя на жестком соломенном матраце и кутаясь в байковое одеяло, с тревогой в сердце размышляла Глаша. Одеться и выйти наружу? Просить Мартьяна, чтобы ушел? Но как можно прогнать человека, который налаживает приспособление к ее же машине в степи среди ночи?
Боясь пошевелиться, она осторожно приоткрыла дверь. На белую простынку легла ласковая полоса лунного света и будто протянула от сверкнувшей на небе звездочки яркую, словно посеребренную нить. Глаша прикрыла босые ноги концом одеяла и почувствовала, что ей хочется, чтобы слишком разговорчивый Архип поскорее ушел. Подумала почему-то без обычной стыдливости и страха.
– Спит ведь, и горюшка Мало, как мы тут ее машину раскурочиваем… А может, и притворяется, – рассуждал Архип.
– Перестань же! – упрашивал его Мартьян.
– А что? Как будто ты совсем дите малое и не соображаешь, сколько в каждой женщине притворства!
«Вот болтун!» – злилась в вагончике Глаша.
– Тебе-то откуда известны такие тонкости? – спросил Мартьян.
– А все бабы на один манер.
– Ну ладно. Раз собрался, жми на свои бахчи. Там уж, наверное, возов пяток накатали…