– Наконец-то парень пошел в дело. Одобряю, – самодовольно говорил Андриян Агафонович. Он иногда брал сына в ближайшие поездки и доверял руль казенной «Волги».
Клавдия Кузьминична хоть и радовалась успехам сына, но автодорожное дело, баранку, одобряла не очень охотно. Советовала сыну нажать на английский язык. У нее были свои думки и помыслы, но держала она их в глубокой тайне.
– У тебя есть способности к языкам, – говорила Клавдия Кузьминична. – Знать в совершенстве хотя бы английский – для будущего инженера великое дело. Художественную литературу читать в подлиннике – наслаждение! Нажми, сынок, я помогу.
– Вы что, сговорились, что ли? – спрашивал Агафон.
– С кем?
– С Зинаидой Павловной. Она то же все время говорит и даже предлагает свою помощь.
– Сами справимся. Все-таки я педагог и ничего еще не забыла, а она…
– Она с мужем за границей жила, чисто говорит. Очень даже чисто… – рассеянно и задумчиво отвечал Агафон.
– Ты опять вчера на моторке ее катал? – настороженно спрашивала мать.
– Ну и что?
– Ничего… – многозначительно говорила Клавдия Кузьминична и плотно поджимала слегка накрашенные губы.
– Она, мама, хорошая женщина и очень красивая!
– Уж не влюбился ли? – ехидно спрашивала Клавдия Кузьминична.
– Давай-ка, старушка моя, лучше не будем говорить на эту тему.
– Сам же начал…
– Мало ли что…
Слова сына, словно гвозди, вонзились в мозг матери. Она взглянула на Гошу, умолкла. А он, глядя куда-то мимо ее плеча, задумчиво тер крутой подбородок. Клавдия Кузьминична знала, что у него хватит упрямства на десятерых, а сумасбродства и того больше. Лучше пока не трогать, а внимательно понаблюдать и вовремя пресечь.
Как-то в начале мая Агафон и заведующий гаражом Виктор Маслов поехали на нефтебазу за бензином. Дороги в калязинских лесах такие, что весной трактор едва продирается. На обратном пути Виктор вдруг остановил машину и, уронив голову на баранку, застонал.
– Ты что, Витя? – спросил Агафон.
– Садись за руль, плохо мне что-то, – едва выговорил Виктор.
Агафон пересел и дал газ. Бензовоз так начало швырять на выбоинах, что Виктор согнулся и схватился за живот. Пришлось снова остановиться.
– Да что с тобой? – удивился Агафон.
– Аппендикс, наверно… Второй приступ… В больницу надо, а то крышка. Развернись где-нибудь, и айда в город. Я потерплю, не то пропаду…
Лицо Виктора позеленело. По щекам катились крупные капли пота. Выбрав подходящее место, Агафон не без труда развернулся и поехал обратно. Косясь на корчившегося приятеля, видел, как дергается у него лицо и судорожно костенеют руки. Дорога была настолько скверной, что пришлось несколько раз останавливаться, чтобы дать возможность отдышаться больному и немного остудить перегревшийся мотор. Вел машину осторожно, до смерти боялся, что застрянет где-нибудь и не довезет друга живым. Довез…
– Вовремя дотянул, – сказал врач, когда Виктора положили на операционный стол. – Еще бы полчаса…
Возвращаться пришлось ночью под проливным дождем. Бензовоз кидало на ухабах из стороны в сторону так, что баранка вырывалась из рук. Несколько раз застревал и садился на диффер. Вылезал из кабины, брал топор, рубил ветки, подкладывал под колеса и подолгу раскачивал мотором завязшую машину, кое-как выводил, но в темноте опять сажал еще глубже и прочнее… Снова брал лопату, откапывал колеса, возился с домкратом по пояс в грязище, исхлестанный дождем до последней нитки. Такая поездка запомнилась на всю жизнь. Домой дотянул только под утро.
Вечером Гошка опять танцевал с Зиной, уже смелее и крепче обхватив ее податливое тело. Потом провожал ее в темноте до самого дома, говорил о пустяках, всю дорогу ласково покачивал в своей тяжелой руке мягкую и теплую ладошку, с трепетом вспоминал рыбалку, колючих ершей и лески, которые они вместе распутывали и смешно стукались лбами.
В другие дни, к величайшему огорчению Клавдии Кузьминичны, они дотемна катались на моторке…
Выздоровевший Виктор упрекал его:
– Ты, Гоша, и про браконьеров забыл… А ведь шалят, разбойнички, на Волге-матушке…
– Да разве на нашей шаланде догонишь? – сокрушался Агафон. – Вот если бы гондолу Петра Ивановича…
Петр Иванович был писатель. На своей легкой, из дюраля, лодке он проводил здесь отдых. Уезжая, он оставлял свою гондолу у Андрияна Агафоновича. Гошка заикнулся было отцу, что можно использовать писательскую лодку, но тот и слушать не стал. Пришлось написать в Москву. Разрешение было получено две недели спустя. За это время браконьеры совсем обнаглели, они ставили сети среди белого дня, работали у всех на виду и безнаказанно уходили. На этот раз Агафон подготовился основательно. Он решил изловить браконьеров без всякой посторонней помощи, да и Виктор как начальник штаба дружины уехал на пленум райкома. Откладывать операцию было нельзя. Он знал, что Селищи и Кашино готовились к престольному празднику. В такие дни браконьеры вовсю «калымили» незаконно выловленной рыбой. Все места, где они могли промышлять, Агафону были хорошо известны.