Агафон с большой Волги

Глаша низко опустила голову и молчала. Не спеша вынула из сумочки забелевший в руке платочек, вытерла им горячий лоб, спросила тихо:

– Скажи, что ты от меня хочешь?

– Думаю, что не стоит говорить.

– А ты скажи!

– Хочешь знать правду?

– Смотря какую. Говори, говори! – комкая в руках платочек, Глаша потупилась.

– Скажу одно: нельзя же все время, годами, только жалеть друг друга и по головке гладить. А мы только и делаем, что сочувствуем самим себе. Ты мне, а я тебе. Невыносимо это, как-то даже странно, Глаша, словно сердца наши высохли и сжались в маленькие комочки. Природу нельзя законсервировать. Это противоестественно. Жизнь всегда ищет и требует обновления, – торжественно и немного напыщенно заключил Мартьян.

– Что-то ты очень замысловато слова жуешь, – с откровенной насмешкой сказала она. – Нельзя ли попроще…

Глафира отлично понимала, куда он клонит, но не хотела признаться в этом. Такой разговор возникал между ними не раз, только несколько в иной форме. Выпивши, Мартьян бывал резковат и более откровенен. Сейчас он старался быть сдержанным.

– Проще? Можно и проще. Семья, вот в чем вопрос. Надо ведь не только комбайны водить, но и детей родить. Например, Варвара об этом и слышать не хочет. Ей красивую фигуру жалко. Мало ли таких! Я знаю, ты не такая. С тобой случилась беда. Я все понимаю. Со мной тоже жизнь поступила не очень ласково, но я борюсь и буду крепко сражаться, чтобы хоть людям легче жилось.

– Да, ты настоящий борец, Мартьян. Чего-то ищешь, чего-то хочешь, ждешь… За это и уважаю тебя. Но ты знаешь хорошо, что я не борец, ни с кем я не боролась, кроме своего горя.

– Ты выдержала. Пора и о другом подумать.

– Я думаю. Ой, сколько еще думаю!

– Вот и хорошо. Пора снимать траур. В вечном трауре ходят только одни монашки, а ты женщина русская, сильная.

– Может быть, – загадочно проговорила Глафира. – Ты всерьез решил уезжать?

– Могу и не уехать… – Мартьян с волнением ждал ее ответа и дождался.

– Нет, тебе надо уехать, – твердо сказала она и, повернувшись, быстрыми шагами пошла назад.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

В воскресный день Агафон завтракал вместе с Мартьяном. Накануне Варвара пришла откуда-то поздно ночью и долго нежилась утром в мягкой постели. В другие дни Мартьян с Федей вставали рано, брали с собой еду и торопились в мастерские. У Агафона же совпадало так, что ему приходилось садиться за стол с Варварой. Агафья Нестеровна готовила для них сытную и вкусную еду, получая с жильца львиную долю его зарплаты. Сама она садилась с ними редко и больше всего торчала около топившейся русской печи, орудуя огромным ухватом и большими, пузатыми чугунами. Скотину и прожорливого хряка надо было кормить.

– Зачем, Варвара Корнеевна, вы заставляете мамашу столько работать? – как-то спросил Агафон. – Она уже в годах…

– А кто ее заставляет? Я, что ли? – удивилась Варя. – Она всю свою жизнь так…

– А зачем столько животины иметь? Ведь на нее столько нужно, извините, чертоломить!

– Мы привыкли… – уткнувшись в тарелку, сказала Варвара.

– Да она одна все делает, – возразил Агафон.

– Ну это неправда, – вспыхнула Варвара. – Мы тоже помогаем – и огород обрабатываем, и сад. А раз есть сад, то корову обязательно надо держать, для удобрения навоз нужен.

– Предположим, что так. А овцы, козы, хряк, бычок, телка? – перебирал Агафон.

– Вы меня простите, Агафон Андриянович, но вы сами сейчас едите яичницу с салом от нашего хряка. Мартьян с Федей тоже каждое утро отрезают по шмотку, да еще по три вареных яйца, по соленому огурчику, а еще обед… Скажете, можно в чайной столоваться? Бросьте! Вы там хоть раз обедали?

Агафон заходил туда единственный раз, и ему там не очень понравилось. Сейчас он признался в этом, но все же стал возражать, ссылаясь на то, что общими усилиями можно добиться, чтобы чайная была образцовой.

– Пробовали… Меня все равно от такой пищи тошнит, – брезгливо проговорила Варвара. – Эту проблему надо еще решать. У нас сотни нерешенных проблем. Повара, подавальщицы, самообслуживание, качество продуктов.

– Все это можно самим решить, – твердо проговорил Агафон. Он забыл, что эту же проблему поваров даже в доме отдыха отец решает десятилетиями и никак не может решить.

Слушая Агафона, Варвара смотрела на него смеющимися глазами и сыто, снисходительно улыбалась.

– Знаете что, Агафон Андриянович, – вытирая салфеткой яркие, чувственные губы, начала она. – Перестаньте меня агитировать. Ей-богу, я много слышу такого от моего муженька. У него столько всяких проблем, сколько на макушке волос… Вы лучше поухаживайте за какой-нибудь девушкой. У нас здесь столько интересных женщин. А вы, я смотрю, живете монахом, даже удивительно! Имейте в виду, это тоже проблема.

– Пытался однажды… – сорвалось у Агафона.

– Что пытались, Агафон Андриянович? – живо и заинтересованно спросила Варвара.

Агафон сразу посуровел и подозрительно долго молчал, рассеянно ковыряя вилкой остатки яичницы.