– Ах, молодость, молодость, – посетовал Гог. Он хлопнул в ладоши, и полотно московской жизни пропало. Зато рядом с Гогом, в квадрате, снова оказался живой, растерянно улыбающийся Агафонкин.
– Вы, любезнейший, – Гог потер ладони, – наломали дров – нужно исправлять. Вы, судя по всему, не понимаете значения юлы, не так ли? – Гог не дал Агафонкину времени обдумать ответ и продолжил: – Юла – это веретено времени. Она регулирует Линии Событий. И позволяет их менять. Юла крутится и создает пряжу судеб. Кто владеет юлой, владеет способностью менять судьбы людей. Менять мир. Важнейший Объект Выемки. Важнейший предмет во Вселенной.
Он вздохнул.
– А вы ее потеряли. – Помолчал, дал фразе повисеть в воздухе и налиться смыслом, тяжестью, словно заполнил форму литьем, затем добавил: – Уж постарайтесь, дружок, отыскать юлу. Приложите усилия.
Гог улыбнулся и протянул, словно в мольбе, руки в сторону висящего в пустоте агафонкинского контура. Его ладони засветились, и Агафонкин подивился, что ладони Гога были гладкие, словно у пластмассовой куклы. И тут же на протянутых к нему, будто в мольбе, ладонях проступили чуть заметные трещинки-линии. Они становились все глубже, все отчетливей, пересекаясь друг с другом под прямым углом, образуя сеть квадратных ячеек.
Сеть отделилась от ладоней Гога и повисла в воздухе. Закрутилась одинарным винтом – разделенная надвое спираль ДНК – и окутала контур Агафонкина чем-то жестким, будто чешуйчатая кольчуга. Спираль подхватила тень Агафонкина и повлекла ее к живому Агафонкину, озирающемуся в квадрате пространства внутри темноты. Обхватила обоих и закрутила, притягивая тень и человека друг к другу – ближе, ближе, ближе. Дальше – мокрый шлепок, словно ударили деревянным молотком по куску мяса.
Все исчезло, пропало.
Холодная аллея Михайловского сада была пуста. Агафонкин озирался, выискивая прохожих – потенциальных Носителей. Тщетно: рядом были лишь Гог и Магог.
Небо потемнело – ранние ноябрьские балтийские сумерки. А может, и что другое. Магог, стоявший справа и чуть поодаль от Агафонкина, достал из кармана пальто голого плачущего младенца и откусил ему голову. Но есть не стал. Подержал во рту и выплюнул в занесенные снегом голые кусты. Затем сунул маленькое безголовое тельце обратно в карман.
Было тихо в пустой аллее.
– Это, дорогуша, он не со зла, а так – для острастки, – заверил Гог Агафонкина. – Чтоб не забывали, с кем имеете дело. Потому как если забудете, то мы ведь и напомним. Поможем вам, милейший, заглянуть в лицо абсолютного зла.
Агафонкин старался на них не смотреть. Он ждал, когда сможет выбраться из этого События, чтобы обдумать случившееся и выстроить защиту от этих двоих. Агафонкин знал, что шутки кончились.
– Ах, какой вы, право, необщительный, – вздохнул Гог. – Ну да ладно: насильно мил не будешь. Жаль, конечно: я, признаться, надеялся на взаимную симпатию. А вы, милый Магог, – обратился он к своему другу, – вы надеялись на взаимную симпатию с Алексеем Дмитриевичем?
Магог серьезно, не торопясь, обдумал вопрос и отрицательно покачал головой.
– Что ж, – расстроенно сказал Гог, – видно, я здесь один такой душевный.
Он повернулся к Агафонкину и засветился оранжевым сиянием. Его лицо перестало двигаться, застыло и стало строгой маской. Сквозь цилиндр из головы Гога проросла колючая ветка с длинными шипами. От нее тут же отпочковалась еще одна ветка, затем еще, и вскоре на голове Гога выросло небольшое, похожее на японское декоративное, деревце с колючками. Гог потрогал его шершавый ствол короткими мягкими пальцами.
– Вот, – покачал он головой. – Omnia mea mecum porto. Все свое ношу с собой. Только зачем?
Он вздохнул и с надеждой посмотрел на Агафонкина, будто ожидая от того ответа. Агафонкин молчал.
– Ладно, может быть, потом пригодится, – оптимистично заметил Гог. – Итак, Алексей Дмитриевич, – обратился он к Агафонкину, – сегодня вам была продемонстрирована – и, надеюсь, убедительно – разница между посюсторонним и потусторонним. Так вот: не принесете юлу – превратим вас, милейший, в тень и отправим обратно по принадлежности – в Мир теней. Насколько? Навсегда. Что вас там ожидает? Ничто. Вечное ничто. Тьма внешняя и скрежет зубовный. Только без скрежета.
– Все там будем, – философски заметил Магог. Он достал из внутреннего кармана пальто небольшую лейку с водой и полил деревце на голове Гога. Затем отпил из носика и спрятал лейку обратно.
– Спасибо, друг, – прочувствованно поблагодарил Гог. – Вот, дорогуша, истинная забота о ближнем, – кивнул он Агафонкину. – Вас же я не прошу ни о чем личном – просто найдите и принесите юлу. И поактивнее – не как в прошлый раз. А мы на всякий случай – вдруг помощь нужна? – тоже навестим Первопрестольную, а то давно не были, так ведь, милый Магог? В музеи сходим, в театры. – Он заговорщически подмигнул Агафонкину: – Вот Магог, например, ба-а-а-льшой ценитель оперетты. Любит, знаете ли, дежурить у актерских проходных.
Магог осклабился и кивнул в подтверждение своей любви к театру.