Агафонкин и Время

– Тоже мне пророк, – поддержал друга Магог, не поднимая головы от вязания. – Я как-то в Вавилонии близ Ниппура сходил его послушать: так у него и мертвые воскреснут, и Мессия пожалует, и Храм восстановят. Хуже, чем Глоба.

Гог кивал: так и есть. Оклеветали.

– Сами подумайте, Алексей Дмитриевич, чего только про нас не понаписали. – Он раскрыл ладонь, на которой оказалась размером со спичечный коробок черная книжица. Гог дунул на нее, и она принялась расти, превращаясь в объемистый том. Книга раскрылась сама, и по мелькнувшему характерному расположению текста в две колонки Агафонкин понял, что перед ним Библия. – Вот, – театрально зачитал, не глядя на раскрывшуюся перед ним страницу, Гог: – “Они будут все сметать со своего пути и не будут оставлять на своем пути ни воды, ни растительности. Они будут пожирать всех животных. Того, кто из них умрет, они сами будут пожирать”. – Он страдальчески взглянул на Агафонкина, ожидая сочувствия. – Мертвых мы, видите ли, станем пожирать.

– Станем, – не отрываясь от вязания, подтвердил Магог. – Пожирали.

– Так исключительно по необходимости, Алексей Дмитриевич, – горячо заверил Агафонкина Гог. – А так, если что другое из еды под рукой имеется – колбаса, скажем, или суп харчо, ну, зачем нам мертвые? Ни к чему.

Он приосанился и с достоинством сказал:

– Я, голуба моя, вообще последнее время склоняюсь к вегетарьянству. Печень, знаете ли, берегу.

– Правильно мы этого Иезекииля конями надвое порвали, – поделился Магог. – Я сам и привязывал.

– Вынужденная мера, Алексей Дмитриевич, вынужденная мера, – принялся убеждать Агафонкина Гог. – А что делать? Нужно было решительно остановить клевету. А то он кричал, что мы – два народа, нашествие которых потрясет мир незадолго до прихода Мессии. Людей только баламутил.

– Мы-то здесь, – заверил непонятно кого Магог. – Мы-то уже нашествуем. А где Мессия?

– Именно, дорогой друг Магог, именно, – подхватил Гог. – Где Мессия?

Он огляделся в поисках Мессии и, не найдя, удрученно вздохнул.

– Иосиф Флавий, – добавил похваленный Магог, – тот нас вообще в скифы записал.

– Да, скифы мы! Да, азиаты мы! – проникновенно продекламировал, прикрыв глаза, Гог. Он распахнул задравшиеся на лоб веки и поспешил заверить Агафонкина: – То есть мы, дорогуша, конечно, ни те и ни другие.

– Кто же вы такие? – спросил Агафонкин. Ему и вправду было интересно.

Толстенький Гог со значением посмотрел на Агафонкина. Агафонкин встретил его взгляд не мигая.

Гог надул губы до размеров небольшого футбольного мяча и сказал:

– Мы, Алексей Дмитриевич, являемся знамениями Судного дня. – Он чуть прикрыл глаза и добавил: – О чем совершенно правильно сказано в Святом Коране в суре аль-Кахф.

Гог поднял руку и начертил прерывистым огнем в ставшем почти белесом воздухе арабские буквы

– Яджудж, – прочел для Агафонкина мультилингвистический Гог, – это, стало быть, я. – Он чуть поклонился. – И, – он кивнул в сторону товарища, над головой которого появилось его арабское имя  – Маджудж. Прошу любить и жаловать.

– Не обязательно, – отозвался с присущей ему прямотой Магог-Маджудж. – Все равно не поможет.

– Как знать, как знать, – потер покрывшиеся красноватым пушком ладони Гог-Яджудж. – Может, и договоримся. Вы, – добавил он, подозрительно взглянув на Агафонкина, – надеюсь, понимаете, что нам можно верить? Что мы не обманем?

– Обманем, – признался Магог. Он посмотрел на Агафонкина и, видимо, неуверенный, что тот понимает значение слова “обманем”, решил пояснить: – Предадим. Не выполним обещаний.

Агафонкин раздумывал, как – если они не договорятся – его будут убивать. Эта пара явно не собиралась к нему прикасаться, иначе бы его не держали привязанным к стулу. А прикоснулись бы – убежал бы в чужое пространство-время, затерялся бы там, осмотрелся бы, пока не нашел Тропу назад.

Так в свое время (какое время свое?) он оказался в Удольном.

Агафонкин – по глупости, по ненужной лихости – вызвался в разведку при осаде Эрзерума. Октябрь 1878-го выдался по турецким меркам холодный – утром земля, крепко схваченная белесой паутиной изморози, стояла твердая от заморозков. Ползти по такой земле к укреплениям армии Мухтар-паши, да еще под обстрелом из новейших винтовок-снайдеров – удовольствие небольшое.

В ту ночь их вылазку вел его друг поручик Назаров. Назаров был нетипичный гвардеец: маленький, толстенький, весь какой-то круглый и до розоватости романтичный. Войной он интересовался мало и более всего на этой войне жалел о том, что не успел прочесть последнюю часть печатающегося в то время в “Русском вестнике” романа графа Толстого “Анна Каренина”.

– Чем, думаешь, Алеша, закончится эта любовь? – мучил он Агафонкина расспросами между сверками полковых карт с указаниями о дислокации отряда. – Поймет ли Вронский, что любит она его, любит, возможно, греховно, но истинно?