– Как не знать-то? На тебе ж написано, когда ты с Тропы возвращаешься. От тебя другим временем пахнет.
Что написано, как пахнет время – Агафонкин от Митька добиться не мог.
Встречаться с Платоном в 2014-м Агафонкин считал опасным: Платон был единственным человеком во внешнем мире, знавшим о Квартире, и Агафонкин не мог его подставлять. Огаревские наверняка имели возможность проследить за Агафонкиным в
Сейчас, в холодный, промозглый апрельский день 1965 года, стоя на режущем ветру с плывущей к Финскому заливу Невы (кожаная куртка на меховой подстежке не спасала), Агафонкин сложил руки рупором и прокричал – в шестой уже раз:
– Володя! Сережа! Вернитесь немедленно! Немедленно!
Льдин было три: на дальней, почти посередине реки с длинным деревянным шестом в руках стоял тринадцатилетний Володя Путин и что-то весело кричал старавшимся держаться ближе к берегу братьям Сереже и Вите Богдановым. Каждый из мальчиков был капитаном своей льдины, и неторопливая невская вода уносила их все дальше – к Балтийскому морю. Агафонкин начинал тревожиться, да и мерзнуть на ветру не хотелось.
– Вернитесь сейчас же! – протрубил в сложенные горстью ладони Агафонкин. – Если не повернете, я иду за родителями! Володя! Сейчас к отцу твоему на завод схожу! Он тебе всыплет, как положено!
Агафонкин к этому времени хорошо знал семью Путиных: Владимир Спиридонович отличался суровым нравом и на выходки сына смотрел без снисхождения.
Путин задумался, остановил свою льдину, оттолкнувшись шестом от другой, медленно плывущей мимо.
Он повернулся к Агафонкину и крикнул надтреснутым от недавней ангины голосом:
– Дядь Леш! Пусть Серега и Витька признают, что я дальше заплыл! Что я выиграл!
“Вот в чем дело”, – подумал Агафонкин.
Через час, укрывшись от ветра и холодного, секущего лица снега в районной библиотеке, Агафонкин и веселый, хотя и промерзший в пальтишке на жидкой вате, Володя Путин сидели рядом за столом, разложив перед собой подборку журнала “Пионер” за прошлый год. Они даже не делали вида, что рассматривают сброшюрованные вместе номера: старая библиотекарша не обращала на них никакого внимания, углубившись в только вышедший роман Григория Бакланова “Июль 41 года”. Агафонкина и Путина это устраивало.
– Ты чего на льдину полез? – спросил Агафонкин. – Утонуть захотел?
Володя посмотрел на него с удивлением:
– Не, дядь Леш, у нас соревнование было – кто дольше на льдине продержится. У кого очко не сыграет.
– Что за выражения, Володя?! – недовольно сказал Агафонкин; он рос с людьми, придерживавшимися строгих лексических норм, и любая языковая вульгарность его коробила. – Ну, кто так разговаривает?
– Да все, – тихо, чтобы не нарушать тишину зала, заверил его Путин. – Это вы один нормально не разговариваете. А все другие так говорят. И чего такого?
“Надо будет его речью заняться, – подумал Агафонкин. – Неудобно, все-таки – будущий руководитель страны”.
Вслух он сказал:
– Мы еще побеседуем о твоем поведении, Володя. И как ты тряпками в классе бросался. Ты думаешь, нам ничего не известно?
Путин, нисколько не напуганный, уставился в окно, словно ожидая найти там объяснение своему поведению. Не нашел. Повернулся к Агафонкину.
– Я это… – Он запнулся. – Так меня за это уже наказывали: отца в школу вызывали. Ну, он мне потом, конечно…
– И правильно, – согласился Агафонкин. – И правильно.
Он вздохнул, показывая недовольство Володиным поведением. “И вот из такой шпаны… – думал Агафонкин. – Ладно, чего теперь”. Он решил начать Доставку.
– Назови себя, – потребовал Агафонкин.
Путин, привыкший к ритуалу Доставки, скороговоркой, проглатывая первый слог имени, назвался:
– Влодя Путин.
– Молодец, – похвалил его непонятно за что Агафонкин. – Тебе письмо.
Он ждал, пока Володя прочтет письмо – две страницы из школьной тетради в линейку. Агафонкин не интересовался содержанием Объекта Доставки – его дело передать. Он вспоминал, что нужно сказать на словах.
Володя закончил читать, поглядел на Агафонкина, затем снова в письмо.
– Чего это я в музыкальную школу должен идти? – спросил Володя. – Ну, для чего в музыкалку-то, дядь Леш? Совсем уже…
“А действительно, зачем ему в музыкальную школу?” – дивился Агафонкин. Он строго посмотрел на маленького, недовольно сопящего Путина. Ему было его жаль.
– Что в письме написано? – потребовал Агафонкин.
– Чтоб я шел в ДК Жданова на баяне учиться, – ответил Путин. – Чего мне этот баян? Да и ходить далеко.