Агасфер

По его словам, Равви, облаченный в некогда белое, а теперь грязное и изодранное одеяние, с трудом поднимался по Виа Долороза, он шатался, будто нес на плечах большую тяжесть, был бледен и очень тяжело дышал. Тем не менее, на него почти не обращали внимание, ибо большое количество туристов в этой части Иерусалима всегда притягивало сюда разных нищих, попрошаек и странных типов; лишь несколько молодых людей с гитарами и рюкзаками поначалу заинтересовались им, но тут же отвлеклись на другие диковины. Он же, Агасфер, сразу узнал реббе Йошуа, это и не удивительно, особенно если вспомнить их первую, чреватую драматическими последствиями встречу на том же месте. И вообще появление реббе Йошуа не слишком удивило его; отвечая на мой вопрос, господин Агасфер признался, что так или иначе с некоторых пор ожидал этого события, у него даже появилось ощущение deja vu, когда Равви снова подошел к нему и попросил разрешения передохнуть в тени дома.

На сей раз, поведал мне мой друг, он поступил иначе, нежели это сохранилось в предании. Он не прогнал Равви от своих дверей, а пригласил в дом, провел измученного путника через обувную лавку мимо нескольких шокированных покупателей во внутренний дворик, где предложил гостю расположиться под навесом из вьющегося винограда. Равви отказался от стаканчика вина и от кока-колы, выпил лишь глоток воды и дал омыть кровоточащие раны на своей голове, не издав при этом ни единого стона, лишь вздрогнул раз-другой, когда он, Агасфер, смазал довольно глубокие раны йодом.

Потом, немного отдохнув, реббе Йошуа заговорил. Он сказал, что здесь последняя остановка на его пути, а когда мой друг Агасфер спросил, неужели он вновь решил обречь себя на мученичество, с улыбкой ответил: нет, на сей раз — нет; настало иное время, пришла пора не страданий, а суда. На естественный вопрос, кого же надо судить, Равви ничего не ответил, полагая, видимо, по словам моего друга, что это ясно и так. Очень туманно выразился Равви о тех, кто так жестоко с ним обошелся, осталось неясным, была ли это военная полиция, арабские террористы или просто хулиганы, которым хотелось на ком-либо сорвать свою злобу.

Гораздо больше интересовала его совсем другая тема: Армагеддон, та последняя битва перед концом света, за которой, согласно преданию, последует Страшный Суд. Он говорил о кораблях, таящихся под водой и даже под вечными льдами, невидимых для электронного ока чутких систем перехвата; каждый из этих подводных кораблей оснащен шестнадцатью ракетами, а те, в свою очередь, несут по шестнадцать самонаводящихся атомных боеголовок, причем одной-единственной такой боеголовки достаточно, чтобы силой взрыва и теплового излучения уничтожить в огромном городе все живое, уничтожить основательнее, чем это сделал некогда Господь, проливший дождем серу и огонь на Содом и Гоморру. Во время Армагеддона, продолжал пророчествовать реббе Йошуа, полетят межконтинентальные ракеты, которые способны почти мгновенно поразить цель по другую сторону моря или океана, их атомные заряды не оставят, например, от горы Сион или священного Иерусалима ничего, кроме обугленного кратера, а радиоактивные осадки смертельно отравят людей, животных и даже землю до самого Нила с одной стороны и Евфрата — с другой. Таких ракет, добавил Равви с горечью в голосе, больших и поменьше, дальнего, среднего и малого радиуса действия, оснащенных ядерными боеголовками, насчитывается уже много тысяч, и вся эта дьявольская мощь находится в руках нескольких властителей, людей ограниченного ума, которые при всяком удобном случае громогласно заявляют, что этот огромный арсенал нужен им для защиты мира, ибо для мира необходимо равновесие взаимного устрашения; это означает, что если одна сторона может уничтожить противника десятикратно, то другая должна стремиться к двенадцатикратному потенциалу, чтобы пусть уже при последнем издыхании, но поразить врага ответным ударом. Эта убийственная гонка вооружений привела к способности уничтожить все живое, следовательно, от Великого Творения не останется ничего, кроме голой пустыни и далеких звезд. В своем стремлении к всемогуществу, сопровождаемом страхом перед себе подобными, человек посягнул на космические стихии, не умея ни управлять ими, ни контролировать их. Так Адам, созданный некогда по образу и подобию Божьему, превратился в дракона с семью головами и десятью рогами, во Всеразрушителя, Антихриста.