Агасфер. Чужое лицо

Дела в Петербурге оставляли желать лучшего. Для контрразведки Главного штаба ситуация осложнялась тем, что в острую конкуренцию с ней вступило новосозданное секретное подразделение Департамента полиции министерства внутренних дел – Отделение дипломатической агентуры. Не обходилось и без вездесущего Манасевича-Мануйлова.

Лавров, в частности, писал: «Опираясь на исключительные права Департамента полиции и располагая средствами, во много раз превосходящими средства Разведывательного отделения, упомянутая выше организация стала брать под надзор наблюдаемых нами лиц, перекупать наших или просто запрещать им служить нам, пытаться всячески препятствовать нашей работе, а затем начала вторгаться и в Главное управление Генерального штаба: перлюстрировать корреспонденцию офицеров и учреждать за ними наружное наблюдение. Разведывательное отделение, в конце концов, оказалось сжатым со всех сторон, вся наша работа перешла в режим самоохранения и лишь отчасти на выполнение отдельных поручений, специальная же деятельность свелась почти к одному формализму».

Агасфер знал, что Лавров боролся как только мог. Дело доходило до прямого противостояния директора Департамента полиции Лопухина и военного министра Куропаткина. Последний пытался апеллировать даже к молодому царю, давшему жизнь новому подразделению, однако Николай II, ссылаясь на свою некомпетентность в разведке и контрразведке, постоянно уходил от решения вопроса в чью бы то ни было пользу.

В секретные дела супруга Настенька не лезла – довольствовалась тем, что была рядом с любимым.

Пока Агасфер возился с шифрами и кодами, прибыл посланец генерал-губернатора с огромным свертком. И когда Агасфер вышел наконец из спальни, Настенька с любопытством вертела в руках маузер.

– Осторожно, милая, он может быть заряжен! – Агасфер мягко забрал у жены оружие, взвесил его в руке. – Хочешь, я научу тебя стрелять? Это весьма полезно для нашего путешествия!

Ретроспектива 1

(август 1886 г., Новгород – Одесса)

…Над тюремным корпусом Новгородского острога, двухэтажным зданием с четырьмя круглыми башнями по углам, суетливо чертили небо крикливые вороны. Больше всего птиц было у центральной части корпуса – над встроенной церквушкой, увенчанной небольшой звонницей. На первом и втором этажах левого и правого крыла острога были размещены общие камеры, в башнях – одиночные. В подвальном помещении, непосредственно под церковью, архитектор предусмотрел карцеры. Тюремный дворик был примечателен изрядным количеством хозяйственных построек: сараюшек, амбаров, караульни, кузницы. Здесь же размещался больничный барак и конюшня. На внешнем дворе чернели сырые деревянные бараки для политических заключенных и пересыльных арестантов.

Двухэтажный арестантский корпус вполне соответствовал требованиям закона о размещении заключенных по роду преступления. В нем имелись отдельные камеры для мужчин, женщин и несовершеннолетних. Официальные лица, инспектировавшие тюрьму, отмечали, что в тюремных помещениях острога от сырости воздух «крайне изнурительный и вредный для здоровья».

Помимо центральной, были еще четыре лестницы, расположенные в башнях. Они позволяли, минуя главный вход, попасть из любой части корпуса в специальные огороженные дворики, предназначенные для прогулок заключенных. Все это должно было препятствовать общению различных групп арестантов.

В административном корпусе, рядом с въездом на тюремный двор, находились кордегардии (караульные помещения), комнаты для вновь поступающих арестантов и квартира тюремного смотрителя. Основные хозяйственные постройки (баня с прачечной, конюшня, погреб-ледник) примыкали непосредственно к ограде, в двух углах которой, с внутренней стороны, находились каменные будки-караульни.

В здешних камерах, рассчитанных на 12–15 человек, во время пересылки «утрамбовывалось» до 300 душ – мужчин, женщин, подростков. Люди спали буквально друг на друге. Для отправления естественных потребностей арестантов выпускали во внутренний дворик один раз в сутки, на полчаса. Надо ли говорить, что скверная пища чаще всего не позволяла людям дожидаться этих несчастных 30 минут, и под ругань и пинки сокамерников вынужденные естественные отправления совершались здесь же, в страшной тесноте и ужасной атмосфере.

Начальник острога, узнав, что среди поступивших под его опеку новичков есть знаменитая на всю Европу Сонька Золотая Ручка, решил «развлечься» и распорядился поселить ее в 16-ю камеру, где в атмосфере относительного комфорта обретались шестеро «иванов» – страшных убийц и садистов, которых боялся весь уголовный мир.

Когда тяжелая дверь камеры захлопнулась за Сонькой, арестанты побросали карты и ошарашенно уставились на нежданное видение. Переглянувшись, начали вставать.

– Робя, глянь, какой подарочек нам начальник подкинул!

Двое проворно соскочили с нар, снимая на ходу штаны и готовясь «принять подарочек». Сонька не двигалась с места, лишь пепелила присутствующих презрительными взглядами.