Агасфер. Том 2

— Что вы угадали? Увы! вы угадали, что такое бедное создание, как я, обреченное на обособленную жизнь, должно страдать болезненной щепетильностью; и вы меня поняли. Вы должны же, наконец, узнать, что если я до сих пор молчала, то не потому, что не понимала, чем вам обязана. Кто вам мог внушить, что единственная для меня возможность принять, не краснея, ваши благодеяния заключалась именно в тех обязанностях, какие вы мне поручили? Кто вам сказал, что мой отказ занять в вашем обществе, за вашим столом положение равной вам подруги, — чем вы хотели в моем лице вознаградить трудолюбие, покорность судьбе и честность, — истекал не из ложной скромности бедной работницы, а из сознания несчастного уродства, которое сделало бы смешным мое положение? Кто растолковал вам, что, не будь этого, я бы с благодарностью и гордостью приняла это предложение во имя моих сестер из народа? А что вы это знали, мне доказывают те трогательные слова, какими вы ответили на мой отказ: «Я вас понимаю: вы отказываетесь не из ложной скромности; я уважаю и люблю то чувство собственного достоинства, которое вынуждает вас так поступить». Кто вам шепнул, что я рада буду иметь свой маленький уголок среди великолепия вашего дома, великолепия, слишком для меня ослепительного? — с горячностью продолжала Горбунья. — Кто вам это подсказал при выборе для меня помещения, все-таки слишком роскошного? Кто, наконец, мог вам передать, что хотя я и не завидую вашим изящным прислужницам, — напротив, я успела уже их полюбить за любовь к вам, — но что мне будет неловко в их присутствии именно поскольку слишком невыгодно сравнение между нами? Никто, конечно, а между тем вы всегда их удаляете, когда зовете меня?.. Да… Кто мог, наконец, открыть те тягостные и тайные чувства, какие мне внушает мое особое положение? Кто вам все это открыл и подсказал? Конечно, тот, кто в своей великой благости, создавая миры, в то же время отечески печется о самом крошечном насекомом, копошащемся в траве… И вы думаете, что сердце, обязанное вам за все это, не может почуять опасность, грозящую его благодетельнице?.. Нет, нет… Одни обладают даром предвидеть опасность, угрожающую им лично, а другие еще счастливее: они предвидят опасность, угрожающую их близким, и могут предупредить их… Бог наделил меня таким инстинктом!.. Вам изменяют… верьте мне… вам изменяют!

Горбунья, с оживленным взором, покраснев от волнения, произнесла последние слова так убедительно, сопроводив их столь выразительным жестом, что мадемуазель де Кардовиль, уже поколебленная в своих убеждениях, начала разделять ее опасения. Кроме того, хотя Адриенна и раньше могла оценить замечательный ум и образованность этой девушки из народа, до сих пор ей ни разу не пришлось слышать, чтобы Горбунья говорила так убедительно и с тем трогательным красноречием, источник которого кроется в одном из самых благородных чувств. Это обстоятельство усиливало впечатление от слов Горбуньи. Адриенна хотела отвечать, но в эту самую минуту кто-то постучал, и в комнату вошла Флорина.

Заметив, что камеристка встревожена, мадемуазель де Кардовилль поспешно обратилась к ней:

— Ну что, Флорина? что нового?.. где ты была?

— Во дворце Сен-Дизье, мадемуазель!

— Зачем ты туда ходила? — с удивлением спросила Адриенна.

— Сегодня утром мадемуазель (Флорина указала при этом на Горбунью) доверила мне свои сомнения и тревоги… я их вполне разделяю. Посещение Родена аббатом д'Эгриньи показалось мне очень важным событием; я подумала, что, если Роден, в свою очередь, мог быть на этих днях у княгини де Сен-Дизье, тогда измена его несомненна.

— Конечно! — заметила Адриенна с беспокойством. — Ну, и что же?

— Я пришла под предлогом взять оставшиеся в павильоне вещи, а так как ключи от него у госпожи Гривуа, то у меня было основание зайти и в дом.

— Дальше, Флорина, дальше!..

— Я постаралась разговорить госпожу Гривуа насчет Родена, но мне это не удалось…

— Она вас остерегалась, — сказала Горбунья. — Этого следовало ожидать.

— Я ее спросила, не приходил ли на днях господин Роден, но она отвечала так уклончиво, что я потеряла всякую надежду что-нибудь узнать, — продолжала Флорина. — И чтобы мое посещение не возбудило подозрений, я от госпожи Гривуа действительно прошла в павильон. Представьте же себе, мадемуазель, на повороте аллеи я увидала самого господина Родена, спешившего к маленькой калитке, чтобы незаметно уйти.

— Слышите… мадемуазель! — с умоляющим видом воскликнула Горбунья. — Согласитесь хоть с очевидностью!

— Он! у княгини! — воскликнула мадемуазель де Кардовилль, глаза которой, обычно кроткие, загорелись огнем негодования. Взволнованным голосом она прибавила: — Дальше, Флорина!

— При виде Родена я остановилась, — продолжала Флорина, — и, повернувшись назад, скорее побежала в вестибюль павильона, выходящий окнами на калитку. Не поднимая занавесок, я открыла одно из окон и увидала фиакр, который ожидал Родена, так как несколько минут спустя Роден сел в него, сказав кучеру: «Улица Бланш, N39».

— Адрес принца! — воскликнула Адриенна.

— Да, мадемуазель.