Агасфер. Том 2

— Маргарита уехала!.. Неправда!.. меня обманывают!.. — воскликнул господин Гарди. — И, ничего не слушая, он бросился, как помешанный, из дома, вскочив в карету, которая ждала господина де Блессак, и крикнул кучеру:

— В Париж! во весь опор!

В ту минуту, когда карета стрелой помчалась к Парижу, сильный порыв ветра донес звуки боевой песни, с которой волки поспешно шли к фабрике.

5. НАПАДЕНИЕ

Когда господин Гарди исчез, Роден, не ожидавший такого поспешного отъезда, медленно направился к фиакру. Но вдруг он остановился и вздрогнул от радостного изумления, увидав маршала Симона, идущего с отцом к одному из флигелей дома. Их что-то задержало, и отец с сыном еще не успели до сих пор ни о чем переговорить.

— Прекрасно! — сказал Роден. — Одно другого лучше! Только бы удалось моему человеку найти и уговорить малютку Пышную Розу.

И он торопливо подошел к экипажу. В это время приближающиеся звуки боевой песни волков достигли ушей иезуита; поставив ногу на подножку экипажа, Роден с минуту прислушивался к этому пока еще отдаленному шуму, а затем пробормотал, усаживаясь в карете:

— Достойный Жозюэ Ван-Даэль с острова Явы не подозревает в эту минуту, как поднимаются в цене долговые расписки барона Трипо.

Фиакр двинулся к предместью.

Несколько рабочих хотели посоветоваться с дядюшкой Симоном, прежде чем идти в Париж с ответом на сделанные им некоторыми тайными обществами предложения. Это совещание и задержало беседу отца с сыном. Старый рабочий, помощник начальника мастерских на фабрике, занимал в одном из флигелей общежития две прекрасных, светлых комнаты на первом этаже. Под окнами на сорока туазах был разбит небольшой садик, за которым старик ухаживал с особой любовью. Из комнат в сад выходила стеклянная дверь; она была открыта и позволяла теплым лучам мартовского солнца проникать в скромную комнату, куда вошли рабочий в блузе и маршал Франции в полной парадной форме.

Маршал, войдя в комнату, тотчас же схватил своего отца за руки и заговорил настолько взволнованным голосом, что старик вздрогнул:

— Батюшка, я очень несчастен!

На благородном лице маршала выразилась глубокая, сдерживаемая до этой минуты печаль.

— Ты?.. ты несчастен? — с беспокойством переспросил дядя Симон.

— Я все вам расскажу, батюшка! — отвечал изменившимся голосом маршал. — Мне необходим совет такого прямого, непреклонно честного человека, как вы.

— В деле чести и честности тебе незачем ни у кого просить указаний.

— Нет, отец!.. вы один можете положить конец моей мучительной пытке.

— Объяснись, пожалуйста… прошу тебя.

— Вот уже несколько дней, как мои дочери кажутся смущенными, сосредоточенными. Первые дни после нашей встречи они были до безумия счастливы и довольны… Но все разом изменилось. Они делаются день ото дня все печальнее… вчера я увидел их в слезах; взволнованный этим до глубины души, я прижал девочек к сердцу, умоляя открыть мне, в чем их горе… Ничего не отвечая, они бросились мне на шею и оросили мое лицо слезами…

— Странно… чему можно приписать эту перемену?

— Иногда меня пугает, что я не сумел скрыть свое горе об их умершей матери и, быть может, бедняжки отчаиваются, думая, что их недостаточно для моего счастья… Но вот необъяснимая вещь! Они не только понимают, но и разделяют мою тоску. Еще вчера Бланш мне сказала: «Как бы мы все были счастливы, если бы мама была с нами!»

— Если они разделяют твое горе, они не могут тебя в нем упрекать… Причина их печали не в этом…

— Я тоже так думаю, батюшка. Но что это за причина? Напрасно я ломаю голову! Мне кажется даже иногда, что какой-то злой демон втерся между мной и моими детьми… Я знаю, что это нелепая, невозможная мысль, но что делать?.. Если разумной причины подыскать нельзя, поневоле лезут в голову безумные мысли!..

— Кто захочет встать между отцом и дочерьми?

— Никто… я это знаю.

— Вот что, — сказал отеческим тоном рабочий, — подожди… потерпи… понаблюдай за этими юными сердцами с той преданностью, на какую, я знаю, ты способен. Я уверен, что очень скоро ты откроешь какой-нибудь самый невинный секрет.

— Да, — отвечал маршал, пристально глядя на отца, — да, но чтобы проникнуть в этот секрет, надо быть с ними постоянно…

— А зачем тебе их покидать? — спросил старик, удивленный мрачным видом сына. — Разве ты теперь не навсегда с ними?.. со мной?

— Как знать? — со вздохом отвечал маршал.

— Что ты говоришь?

— Если вы знаете, батюшка, все обязанности, которые удерживают меня здесь… вы должны узнать и те, которые могут меня удалить от вас, от дочерей… и от моего другого ребенка…

— Какого другого ребенка?

— Сына моего старого друга, индийского принца…

— Так это Джальма?.. что с ним случилось?

— Отец… он меня приводит в ужас.

— Он?

В это время сильный порыв ветра донес издали какой-то странный гул; то был глухой, могучий шум, настолько сильный, что маршал прервал речь и спросил отца:

— Что это такое?

Старый рабочий прислушался, но до ушей его шум теперь доходил слабее, так как порыв ветра пронесся дальше, и он отвечал:

— Какие-нибудь пьяницы из предместья гуляют поблизости.