Агасфер. Вынужденная посадка. Том I

Ретроспектива-6 (январь – март 1946 года)

Аэродром «Урюк», авиаполк, восточное побережье Сахалина

– Эх, Томочка-Тамара, и вы тоже! Не хотите вы меня понять! – Старший лейтенант Гонтарь «прикончил» стакан, со стуком поставил его на бумажную скатерть и сокрушенно покачал головой.

Разносчица офицерской столовой ефрейтор Тамара Золотарева посмотрела на полкового особиста с выражением затравленной ненависти. Натянуто улыбнулась, покосилась на прикрытый – но не закрытый до конца, вот стервы! – зев окна раздачи, за которым слышалось звяканье посуды и голоса посудомоек.

Старший лейтенант Гонтарь и здесь, в офицерской столовой авиаполка, подчеркивал свое особое положение. «Свой» стол велел поставить в сторонке, у самой буфетной стойки, самолично изготовил для него табличку «служебный». Какой служебный, господи? А остальные офицеры – не на службе, что ли? К столу были «прикреплены» два стула поновее прочих – хотя ел старший лейтенант всегда в одиночестве. Стульев в офицерской столовой и без того не хватало, и тем, кто не успевал по гонгу попасть в первую волну обедающих, приходилось либо ждать, либо пристраиваться с тарелками у подоконников. Однако на «служебные» стулья особиста никто не покушался, даже если Гонтарь опаздывал в столовую либо успевал поесть в неположенное время.

То же самое, «особое» положение было у него и со спиртным. Водка в буфете столовой была не под замком, и рабочий день Тамары Золотаревой, прикрепленной к буфету, начинался в полдень. Таким образом, именинники полка, заранее озаботившиеся о том, чтобы в свой день рождения не попасть в группу первой боевой готовности, могли совершенно свободно заявить о своих правах на 100 граммов «полетных» для себя и соседей по столу. Были и другие неписанные поводы для «остограмливания» – в основном печальные: невернувшийся самолет товарища, полученное известие о смерти кого-то из близких.

Не видело ничего особенного полковое начальство и в том, чтобы «тяпнуть под настроение» – но тут уже требовалась маскировка и «соблюдение приличий». В водку в таких случаях буфетчица бросала пару разваренных сухофруктов из кастрюли с компотом.

Гонтарь же без «сотки», а то и двух, за стол вообще не садился.

Как правило, он приходил в столовую со второй волной летчиков, молча и не глядя на окружающих садился за свой «служебный», доставал из планшета какие-то бумажки и начинал сосредоточенно «работать» с ними. «Работа» заключалась в том, что он вдруг поднимал от бумаг голову и начинал кого-то искать в обеденном зале глазами. Потом планшет нехотя отодвигался в сторону, и это было сигналом для Тамары. Она покидала буфетную стойку и брала на раздаче тарелки для особиста: сам он до стояния у окошка никогда не снисходил. Разгрузив поднос на «служебный» стол, Тамаре надо было непременно спросить насчет ста граммов «полетных». И всякий раз Гонтарь хмурил брови, словно припоминая объем несделанной работы, а потом с недовольным видом соглашался: где, мол, наша не пропадала!

Стоимость водки, выпитой личным составом полка, положено было удерживать из сумм денежного содержания, для чего буфетчица вела свой черный список и ежемесячно подавала его на утверждение заместителю командира полка по тыловому обеспечению.

– Неумная ты, Золотарева! – всякий раз вздыхал и морщился, глядя на список, худой, болезненного вида майор. – Вот увидит как-нибудь особист твой «черный список» – и сама к нему в такой же попадешь! Ты представляешь, что будет, если бухгалтер удержит с Гонтаря за восемь бутылок водки?! Да он же тебя первую в «дискредитации органов» обвинит!

– А что мне – на себя записывать? – огрызалась Тамара. – Или вообще не показывать, сколько этот оглоед вылакал? Под растрату самой попасть?

– Ладно, иди, Золотарева! – махал руками зампотыл. – Придумаем чего-нибудь, перекроем, будь он неладен, утробец ненасытный!

Однако хуже всего для Тамары было подчеркнутое внимание, которое стал уделять ей в последнее время старший лейтенант Гонтарь. А он явно подбивал к ней клинья и уверенно, как выражались летчики, «заходил на посадку» в ее кровать.

Вообще-то короткие и ни к чему не обязывающие «романы» в авиаполку, не обиженном по части женского пола, были явлением весьма обыденным. Молодые женщины – раздатчицы, посудомойки, почтальоны, метеорологи – с пониманием относились к зову природы мужчин, лишенных в силу службы общества представительниц прекрасного пола и семейного очага. И легко откликались на этот зов: война все спишет! Так же легко полковые фемины успокаивали возникающие порой «напряги» между соперниками: не петушись, милый! Не у тебя одного «хотелка пост приняла»!