Егор сделал шаг к столу и чуть не упал, едва удержавшись на ногах от сильного толчка в спину. Ухватившись руками за стол, он обернулся: в дверном проеме стоял человек с охотничьим карабином в руках.
– Серый, ты чего это вольничаешь? – начал было Проперухин.
– Заткнись! Он такой же председатель, как я балерина! – прошипел сквозь зубы Серый и снова сильно ткнул стволом в спину Егора. – Ну ты, фраер! Руки на стену побыстрее! А ноги подальше – так вас в ментовке учат людей на растяжку ставить, а?
Егор давно уже мог выбить оружие из рук напавшего, скрутить его и швырнуть в Проперухина. Но решил поучаствовать в «спектакле» подольше, заставить противника проявить свою сущность. Он послушно оперся руками о стену вагончика, отшоркал ногами подальше.
– Серый, я не понял! – начал по-хозяйски повышать голос Проперухин.
– Счас поймешь, идиот! Этот фраер на алдошинском автобусе подъехал, со стороны города. С Кротом о чем-то побазарили. Потом Крот с Алдошиным куда-то пошли в кусты, а этот битюг дорогу перегородил и пошел к работягам в бытовку. И возле машин чего-то задержался – никак, колеса проткнул, мерин? – Серый снова сильно ткнул Егора стволом в область почек. – Потом алкашню твою запер в вагончике и сюда направился. Верно я толкую, «председатель»? А ну-ка, адрес своей конторы в поселке назови, функционер! Ну!
Егору «спектакль» уже изрядно надоел. Да и время поджимало – неизвестно, насколько Семену на шоссе удастся задержать «лягашей». Он слегка согнул ноги в коленях, словно от боли, громко охнул – и распрямился как пружина. Выполняя что-то вроде балетного фуэте, он успел еще усмешливо подумать, что недаром этот Серый про балет упоминал…
Левая нога Егора с силой лошадиного копыта ударила Серого в руку, и карабин с треском отлетел в сторону. Едва она коснулась пола, как в воздух взлетела правая нога, и грубиян Серый, взмыв в воздух, обрушился на стол и Проперухина, смешался с ним в клубок и скрылся в туче пыли и каких-то бумаг.
Егор снял пиджак, заботливо осмотрел его тыльную часть – не оставил ли ствол карабина следов на шелковистой ткани? Углядев пару выдернутых ниток, укоризненно покачал головой. Шагнув вперед, отшвырнул обломки стола, за которым ворочались поверженные противники. Гадливо улыбаясь, основательно засунул Проперухину в ноздри указательный и средний палец, поднял с пола, прислонил к стене:
– Пацан где, судорога худая?
Вцепившись обеими руками в ладонь «шкафа», Виктор, подвывая, пытался освободить нос от нестерпимой боли.
– Выше подыму сейчас! – предупредил Егор. – Пацан где?
– В галоце, в галоце! Отпусти, больно же! – прогундел Проперухин, показывая рукой куда-то на улицу.
– К логопеду запишись, обмылок! – посоветовал Егор. – С дикцией у тебя что-то неладно! В колодце, что ли? Веди, Сусанин!
Вынув пальцы из проперухинского носа, Егор вытер их о противника, легонько хлопнул его по ушам так, что Виктор присел.
Егор подхватил с полу карабин, прикрикнул:
– Веди, говорю, а то в другую дырку сейчас тебе ствол засуну, на «кукане» пойдешь!
Спотыкаясь и с ужасом поглядывая на «шкафа», Семенов выбрался из вагончика и показал рукой на бетонное кольцо, прикрытое колесом от грузовика. Егор сбросил колесо, заглянул вниз: примерно на четырехметровой глубине он увидел мальчишескую фигурку, скорчившуюся на каком-то ящике.
– Ну, Проперухин не своей смертью помереть тебе, – покачал головой Егор. – Целый пацан-то? Как спускал туда? Лестница? Тащи ее сюда, лошак. Да поживее, пока не взбодрил тебя!
Перегнувшись вниз, Егор спросил:
– Пацан, как тебя? Кирилл, что ли? Руки-ноги целы? Сам сможешь подняться?
Тот только молча кивнул.
– Ну, выбирайся! – Егор опустил вниз узкую лестницу. – Давай-давай, дядю не бойся! Дядя сейчас смирный, как бычий цепень в горшке! Он сейчас соображает – как сам в колодец определяться будет – ногами или вниз головой, без лестницы!
Балагуря для поддержки духа мальчишки, Егор не забывал посматривать по сторонам. Подхватив Кирилла, поставил его рядом с собой, ощупал плечи, бока, ноги.
– Так что, Кирилл, с дядей-то делать будем? Обижал он тебя, нет?
– Нет, уши драл только…
– Ну, это до свадьбы заживает обычно, – улыбнувшись мальчишке, Егор повернулся к Проперухину. – Ну-ка, не дай дураком помереть, скажи! Любопытный я очень: ну, украл ты пацана. А как хотел лапки-то на клад наложить свои пакостные? Отец-то его ведь сдал уже все заказчику!
Проперухин молчал, угрюмо размазывая по лицу кровь из разорванных ноздрей.
– Проперухин ты и есть Проперухин, – вздохнул Егор. – Всю жизнь пропираешься. Ладно, прыгай в колодец сам! Помогать не стану. И запомни, обмылок: сюда скоро товарищи из полиции подъехать обещались. Не вздумай им мой словесный портрет обрисовать! Или на очной ставке, не дай бог если встретимся, опознать! Я ведь потом тебя из-под любых нар выковыряю! Веришь? Ну, сигай!
Обняв Кирилла за плечи, Егор направился к дороге.
Алдошин кинулся к сыну. Обнимал, тряс за плечи, целовал и успокаивал. Егор откатил дверь автобуса, одобрительно осмотрел десантный пулемет. Вынул телефон, набрал номер: