Агата

Сначала я пила понемногу, чтобы не чувствовать боли, и сама не заметила, как втянулась и уже не мыслила себе жизни без бутылки. Из техникума, где я тогда училась на первом курсе, я очень скоро вылетела, так как спиртное заменило мне и занятия, и друзей. Впрочем, друзья очень скоро появились новые — такие же алкаши, и нехватку счастья в этой жизни мы вместе компенсировали пьяным весельем. После которого, кстати, дико болела голова, и организм требовал «продолжения банкета». Некоторые собутыльники вели себя вполне культурно, но некоторые буянили так, что соседи вызывали полицию. Впрочем, оглядываясь назад, я даже благодарна тем из них, которые, набравшись для смелости, обнажили всю мерзость своей натуры. Особенно Кольке, который в разгар веселья поленился идти в туалет и справил нужду прямо на месте — на любимую бабушкину скатерть. А ведь бабуля её вязала с такой душой и любовью!

«Ты чё, охренел?» — кричала я на него.

«Не понял, Лизка, чё ты паришься из-за какой-то тряпки!» — он едва шевелил языком.

Я пыталась ему объяснить, что эта вещь мне дорога как память о бабушке, но Колька уже вырубился и упал прямо на то место, куда только что помочился.

Наутро он уже ничего не помнил и как ни в чём не бывало спрашивал, есть ли чем опохмелиться. Я принесла из ванной холодной воды и вылила ему на голову, сказав, чтоб проваливал отсюда нафиг. Потом залезла под холодный душ сама, потому что после похмелья чувствовала себя не лучше.

«До чего ты, Лизка, докатилась? — думала я тогда. — Бухаешь, водишь в дом кого попало! Могла ли бабушка представить что-то такое?»

И я поклялась её памятью, что завяжу с этим, непременно завяжу. Даже если сдохну от ломки или как там это называется у алкоголиков. Но бухла больше в рот не возьму, будь оно трижды проклято!

Когда все письма были разложены по ящикам, мы с Оксаной Борисовной отправились по другому адресу. Точно так же сфотографировали табличку на стене дома, открыли дверь ключом и стали раскидывать корреспонденцию по ящикам. Особенно много писем присылали для хозяйки квартиры номер пятнадцать, притом из различных мест лишения свободы. Я подумала, что она, наверное, адвокат, или сама отсидела и поддерживает связь с теми, кто остался по ту сторону колючей проволоки.

— Она частенько приходит к нам на почту письма отправлять, — объяснила Оксана Борисовна. — Пишет политзаключённым, они ей отвечают. Сколько писем Егорову писала!

— Какому Егорову? — полюбопытствовала я.

— Как? Разве не знаешь? Это который против мусорной свалки боролся. Вот его и упекли. Не так давно на свободу вышел.

Мусорная свалка… Что-то я слышала про это, но в подробности не вникала. До подробностей ли, когда вся твоя жизнь — пьянки-гулянки? Про то, в какой стране живу, я, конечно же, знала. И что от сумы да тюрьмы не стоит зарекаться, тоже. Но как-то мне в голову не приходило писать письма хорошему человеку, который сел за решётку безвинно — потому что не угодил сильным мира сего.

— А теперь ещё эта военная цензура, — продолжала Оксана Борисовна. — Людей сажают всё больше. Просто за слова.

Когда мы уже почти закончили, в подъезд вошла женщина, на первый взгляд вполне обычная, средних лет. Но что-то было в её глазах такое, что мне стало не по себе. Ощущение, как будто тебя просвечивают рентгеном, проникая во все самые потайные закоулки твоей души, и от этого ни спрятаться, ни скрыться. Может, где-то в органах работает?

— Здравствуйте! — она в упор посмотрела на меня.

Мы с Оксаной Борисовной поприветствовали её в ответ.

— Смотрю, у вас новый почтальон.

— Да, сегодня как раз первый день работает. Я, как говорится, показываю, ввожу в курс дела.

— Ясно. Посмотрю, есть ли что-то для меня?

Но в её ящике под номером семь как раз ничего и не оказалось. Потом по лестнице спустилась другая женщина, поприветствовала соседку, тоже заглянула в ящик. Но мы с Оксаной Борисовной уже выходили. Прежде чем железная дверь за нами закрылась, я услышала, как эта странная дама говорит:

— Симпатичная девочка! Жаль, что скоро умрёт!

Мне стало не по себе от такого приговора. Как? Почему? Я совсем не хочу умирать! Ещё пару месяцев назад мне было бы всё равно, но сейчас, когда я начала новую жизнь… Хотя почему я решила, что речь обо мне? — так подумала я в следующую минуту. Мало ли симпатичных девочек в одной только Коломне? Может, соседки обсуждали какую-то общую знакомую, которой врачи поставили неутешительный диагноз?

— Оксана Борисовна, а что это за дамочка? — рискнула я спросить свою наставницу, когда мы уже немного отошли от дома.

— Да какая-то не от мира сего! И имя у неё странное — Кассандра.

— Что, прям по паспорту?