«Агата Кристи». Чёрные сказки белой зимы

Тур закончился удачно и даже имел продолжение на международном уровне. Ещё зимой некий антрепренёр, вывозивший в США российских артистов, задумал серию концертов под завораживающим названием «Монстры русского рока» и подписал контракты с главными монстрами – «Алисой» и «Агатой Кристи». Концерты намечались на последние дни марта, но 24 марта войска НАТО начали бомбить Югославию. Верные идеям панславизма российские рокеры наотрез отказались ехать на недружественную территорию страны-агрессора, однако после изучения контракта, грозившего огромными неустойками, геополитический пыл несколько поугас. Выступления в Нью-Йорке и Чикаго состоялись, правда, как рассказывали сами музыканты, каждое из них предварялось гневной антиамериканской речью. Публика, на 99 % состоявшая из бывших жителей бывшего СССР, эти спичи горячо поддерживала. Американская аппаратура оказалась более патриотичной и на первом концерте отказалась озвучивать недружественных артистов. «В Нью-Йорке был полный раскосец, – вспоминал Глеб. – Там у нас напряжение не совпало – в Штатах 110, а у нас вся аппаратура на 220 рассчитана. С частотой тоже – чёрт-те что. В общем, выключалось всё. Одну песню закончили под аккомпанемент одних барабанов». Котов уточняет, что перед первым концертом в ожидании адаптера разрядился компьютер с партиями баса и переключателем гитарных тембров. Свой сет «Агата Кристи» всё-таки доиграла, а ко второму концерту приспособилась к заокеанскому напряжению в сети. Правда, те, кто видел все американские выступления «Агаты», утверждали, что первый, бескомпьютерный концерт получился самым энергичным и нервным.

Из-за океана Самойловы вернулись уже не в привычные «Горки», а в съёмные квартиры в Москве. Глеб с семьей поселился в районе метро «Павелецкая». За прошедшие годы фанатки, составлявшие боевое ядро МГП, уже подросли и остепенились, но Самойлов-младший всё равно переживал за безопасность жены и сына: «Адреса узнаются моментально, а я не хочу, чтобы вокруг ребёнка было много народа с непонятными намерениями. У девочек-фанаток могут возникнуть безумные идеи». Опасался он не зря. Позже Глеб вспоминал про хорошо знакомую всем «агатовцам» поклонницу Машу: «В трезвом состоянии она была совершенно вменяемым человеком, в пьяном виде по ночам разбегалась по лестнице и долбилась мне в железную дверь. И что ты сделаешь? Откроешь двери и дашь ей по роже – будешь виноват. Вызовешь милицию – будешь смешон. А в подъезде постоянно сидели ещё несколько пьяных девочек. Утром на полу – битые бутылки, на стене кровью что-нибудь написано».

Фото из журнала «Музобоз», 1998

Несмотря на перманентную осаду, за железной дверью царила семейная идиллия. По словам Евграфовой, «Глеб в то время если и тяготился чем-нибудь, то не семьей, а самим собой». Татьяна окружала обоих Глебов заботой и вниманием. Папа вместо "баюшки-баю" пел сыну песни «Агаты Кристи», а вместо просмотров «Спокойной ночи, малыши» они играли в «Sony PlayStation». Казалось, что Глеб-старший одомашнился: «Я своё оттусовал лет этак пять назад. Был ярым рейвером, переклубился во всех городах бывшего Советского Союза. Теперь меня на дискотеки не тянет, мне дома комфортнее. В этой квартире я уже прижился. Люблю кино посмотреть, телевизор, новости всякие. А на ночь, чтобы уснуть, предпочитаю книги духовного содержания».

Вадику было не до литературы. Съехав из «Горок», он жил практически на два города: сняв квартиру в Москве, они с Настей при каждом удобном случае срывались в её родной Питер. Газеты даже начали обсуждать возможность переезда Самойлова в северную столицу на ПМЖ, сообщали, что он прописался у Настиных родителей и что пара уже собирается идти в ЗАГС. Последнее Вадим опровергал: «Нет, мы не подумываем о свадьбе как таковой. Мы не собираемся ставить штампы в паспорте. Просто живём в гражданском браке, и нам этого достаточно, большего не надо. А Настя так и остаётся моей невестой».

Парадоксальным образом отсутствие у братьев собственного жилья, постоянное ощущение непостоянства подталкивали их на создание новых песен. «Мне кажется, самое больное для человека – оторванность от корней, – рассуждал Глеб. – Нельзя человека выдёргивать, это не все выдерживают. Мне, чтобы родину свою представить, нужно представить расстояние в 2 000 км, Асбест, Свердловск и Москву. Я от души завидую Косте Кинчеву, когда он мне показывает школу, где учился, дом, где у бабушки жил, огород, из которого воровали чего-то… Человек так и должен жить, его нельзя раздёргивать. Может быть, если б у нас не было этой оторванности, то и надрыва бы такого в песнях не было. Тоска по ощущению дома, тоска по потерянному раю – лишний стимул для творчества. Вы послушайте наши песни и подумайте: этим людям что-нибудь доставляет радость? Конечно ничего уже».