Читаем Агата Кристи полностью

Эта неприкрытая самоирония подчеркивается тем, что ни разу воспоминания о творческом порыве, приведшем к созданию шедевра, не связаны у нее с романами или рассказами детективного жанра, а только с творениями Мэри Уэстмакотт или с пьесами: «Писание книг — моя постоянная, надежная профессия. Я могла придумывать и кропать свои книжки, пока не спячу, и никогда не испытывала страха, что не смогу придумать еще один детективный сюжет. Я знала, что всегда буду писать свою одну книгу в год — в этом я была уверена; драматургия же навсегда останется моим увлечением, и результат будет неизменно непредсказуем».

2

Выходит, романы — ремесленные поделки для банально мыслящей публики? Полно, так ли все просто? Ведь некогда и Вальтер Скотт ставил собственное творчество очень низко по сравнению с трудами серьезных историков его времени. Но давно уже стало ясно, что в глазах читателей его романы составили эпоху, а по вкладу в историческую науку они эту эпоху опередили на сотню лет. А между тем он был искренен. И Конан Дойл искренне презирал своего Шерлока Холмса. И может статься, искреннее была и Агата Кристи. И даже наверняка искреннее.

Среди особенностей ее творческой манеры было многолетнее обдумывание замысла книги. Она не раз признавала, что сюжеты или образы вертятся в ее голове годами, прежде чем вылиться на бумагу. Только в начале ее писательской карьеры между толчком к замыслу и его реализацией почти не проходило времени (впечатления от кругосветного путешествия описаны уже в романе 1924 года; действие романов «Тайный враг» и «Тайна замка Чимниз» происходит в эпоху их создания). Позднее зазор бывал громаден. Так, аптекарь, встреченный в 1915 году, стал героем книги в 1961-м («Вилла „Белый конь“»); школа, куда ее дочь поступила в 1927 году, стала местом действия романа в 1959-м («Кошка на голубятне»). Первые впечатления от раскопок и супругов Вулли 1928 года отразились в романе 1936-го. Конечно, ничего странного в этом нет. Напротив, такое долгое обдумывание одновременно нескольких сюжетов приносило двойную выгоду. Она не тратила времени на бесплодное сидение над чистым листом бумаги, принимаясь за сочинение только тогда, когда весь замысел, герои и картины целиком созреют в ее голове, а уж слова сами найдутся. Кроме того, десятилетиями вызревавшие идеи не имели отпечатка ремесленной спешки, и при редкой продуктивности — два и более романов в год — она не создала ничего, что можно причислить к «ширпотребу», как нередко случалось с ее, преимущественно заокеанскими, собратьями-детективистами.

Играла роль и безудержность ее творческой фантазии, которая так забавно фонтанирует у ее миссис Оливер, в мгновение ока выдающей полдюжины взаимоисключающих объяснений одного события. Агата Кристи с удовлетворением заявляла, что не ощущает недостатка в идеях, их обычно даже слишком много, и неудивительно, что некоторым приходилось дожидаться своей очереди десятилетиями. Удивительно другое. Уже закончив книгу, она способна была отложить ее публикацию на четверть века и более! Ничем, кроме полнейшего равнодушия ко мнению читателей и критиков, этого не объяснить. На заре творческой жизни она, конечно, интересовалась их реакцией. Уверившись же в собственных силах, она обращала внимание на прием у публики либо только пьес (вот они ее очень беспокоили!), либо редких необычайных своих замыслов (как «Десять негритят»[10]). Все прочее казалось заранее предсказуемым: одобрят, раскупят.

Как правило, писатель творит, надеясь вызвать определенную реакцию читателей — естественно, из числа своих современников. Предвидеть эффект от своей книги, готовить его… и сознательно отказаться от удовольствия насладиться им — удел немногих авторов. Обычно авторское тщеславие, побуждающее человека публиковаться, этому препятствует. Агата Кристи же подготовила сразу две книги для посмертной публикации: «Занавес» как последнее дело Пуаро и «Спящее убийство» как последний выход мисс Марпл. И если «Занавес» не мог быть опубликован до самого последнего момента по сюжетным основаниям, то роман с мисс Марпл не ставит точку в ее биографии, его можно было напечатать в любое время, но писательница этого не сделала. А между тем он был написан за 35(!) лет до выхода в свет.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей: Малая серия

Похожие книги

100 знаменитых отечественных художников
100 знаменитых отечественных художников

«Люди, о которых идет речь в этой книге, видели мир не так, как другие. И говорили о нем без слов – цветом, образом, колоритом, выражая с помощью этих средств изобразительного искусства свои мысли, чувства, ощущения и переживания.Искусство знаменитых мастеров чрезвычайно напряженно, сложно, нередко противоречиво, а порой и драматично, как и само время, в которое они творили. Ведь различные события в истории человечества – глобальные общественные катаклизмы, революции, перевороты, мировые войны – изменяли представления о мире и человеке в нем, вызывали переоценку нравственных позиций и эстетических ценностей. Все это не могло не отразиться на путях развития изобразительного искусства ибо, как тонко подметил поэт М. Волошин, "художники – глаза человечества".В творчестве мастеров прошедших эпох – от Средневековья и Возрождения до наших дней – чередовалось, сменяя друг друга, немало художественных направлений. И авторы книги, отбирая перечень знаменитых художников, стремились показать представителей различных направлений и течений в искусстве. Каждое из них имеет право на жизнь, являясь выражением творческого поиска, экспериментов в области формы, сюжета, цветового, композиционного и пространственного решения произведений искусства…»

Илья Яковлевич Вагман , Мария Щербак

Биографии и Мемуары
Отцы-основатели
Отцы-основатели

Третий том приключенческой саги «Прогрессоры». Осень ледникового периода с ее дождями и холодными ветрами предвещает еще более суровую зиму, а племя Огня только-только готовится приступить к строительству основного жилья. Но все с ног на голову переворачивают нежданные гости, объявившиеся прямо на пороге. Сумеют ли вожди племени перевоспитать чужаков, или основанное ими общество падет под натиском мультикультурной какофонии? Но все, что нас не убивает, делает сильнее, вот и племя Огня после каждой стремительной перипетии только увеличивает свои возможности в противостоянии этому жестокому миру…

Айзек Азимов , Александр Борисович Михайловский , Мария Павловна Згурская , Роберт Альберт Блох , Юлия Викторовна Маркова

Фантастика / Биографии и Мемуары / История / Научная Фантастика / Попаданцы / Образование и наука
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»

«Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!» – неслось из всех немецких станций оповещения, стоило ему подняться в воздух, и «непобедимые» эксперты Люфтваффе спешили выйти из боя. «Храбрый из храбрых, вожак, лучший советский ас», – сказано в его наградном листе. Единственный Герой Советского Союза, трижды удостоенный этой высшей награды не после, а во время войны, Александр Иванович Покрышкин был не просто легендой, а живым символом советской авиации. На его боевом счету, только по официальным (сильно заниженным) данным, 59 сбитых самолетов противника. А его девиз «Высота – скорость – маневр – огонь!» стал универсальной «формулой победы» для всех «сталинских соколов».Эта книга предоставляет уникальную возможность увидеть решающие воздушные сражения Великой Отечественной глазами самих асов, из кабин «мессеров» и «фокке-вульфов» и через прицел покрышкинской «Аэрокобры».

Евгений Д Полищук , Евгений Полищук

Документальное / Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное