Раздражение почтальона по поводу выписанной мною газеты недолго оставалось пассивным. Сначала она каждый день бросала «КРИС-2» в мой почтовый ящик, хотя почти никогда не успевала сделать это утром. Обычно я находила газету в ящике, возвращаясь с работы, а иногда заставала почтальона за выполнением своих профессиональных обязанностей. Мои несмелые просьбы приносить газету с утра не имели желаемого эффекта. Более того, пани Миля предложила, что она будет приносить в пятницу всю стопку газет за неделю, а если не успеет, то в понедельник. Еще она может оставлять газеты для меня в почтовом отделении, а я за дополнительную плату буду забирать их сама. «Или, — посоветовала мне почтальон, — подпишитесь на что-то человеческое, с рецептами там, с телепрограммой или хотя бы с объявлениями, чтоб выходило дважды в месяц, зачем вам столько макулатуры?»
Я отказалась. Тогда она по собственной инициативе начала приходить в удобное для нее время. То есть раз в неделю или раз в две недели. Я позвонила начальнику отделения. После того, как шеф обязал пани Милю исполнять мои «прихоти», ведь понятно, что именно так это выглядит в глазах женщины с тремя детьми, пятью огородами и мужем-пьяницей, наш почтальон будит меня в шесть утра. И я не имею права роптать, ведь за дополнительный сервис личного вручения газеты не доплачиваю. Так продолжается уже несколько месяцев, и в наших с пани Милей отношениях даже появилось своеобразное взаимопонимание: она получает некоторое удовольствие, увидев мое заспанное лицо, ведь я никогда раньше не вставала так рано. А я получаю газету и еще два часа свободного времени перед началом рабочего дня. И это в целом удобно, хотя и не слишком позитивно сказывается на моем мировосприятии. Как выяснилось за период вынужденных пробуждений в шесть утра, привыкнуть к этому факту мой организм не способен и реагирует чувством глубокого раздражения, лишенного конкретных причин. Где-то между шестью и семью я, кажется, способна возненавидеть даже холодильник за то, что он гудит слитком громко, а еще больше за то, что он пуст. На протяжении дня раздражение и недовольство претерпевают ряд незначительных модификаций и слегка ослабевают сразу после калорийного обеда или же усиливаются в случае отсутствия такого обеда или обеда как такового. Но деструктивное представление о мире не оставляет меня до самого вечера, и недавно я с ужасом поняла, что тихо ненавижу пани Милю и мечтаю о том, чтобы ее уволили, чтобы она заболела и ушла на больничный, чтобы бросила наконец эту работу, и даже если ее собьет машина — я не уверена в своей реакции. Ясно одно: с этим срочно надо что-то решать.
В самом начале этой истории мы уже делали попытку наладить дружественные отношения. Пани Миля рассказала мне, как тяжело бывает выходить из дома в пять, когда у тебя трое маленьких детей. Как болят ноги и руки в конце смены, как портит настроение начальник, как тяжело теперь найти работу и как часто увольняют почтальонов. Мне стало жалко бедную женщину, я дала ей свой телефон и разрешила звонить, когда у нее заболеют дети, тогда я сама буду забирать газету. Она позвонила на следующий же день, потом еще через день, потом начала звонить каждый день, и весь месяц я бегала за газетой на почту, чтобы не подвести пани Милю, хотя до газетного киоска мне значительно ближе. Потом она попросила разнести почту по соседним квартирам, потом по соседним домам, и я поняла, что вскоре мне придется уволиться с основной работы, ведь начнется весна, нужно будет вскопать огороды, потом выполоть бурьян, собрать урожай…
Кроме того, я не успевала прочитать газету утром, вынуждена была откладывать это на вечер, из-за чего как-то раз один и тот же материал был напечатан дважды, и я получила строгое предупреждение от главного редактора. Тогда я перестала забирать газету с почты и начала покупать ее в киоске, но пани Миля обиделась, потому что на недельную стопку моих недоставленных газет случайно обратил внимание начальник почтового отделения, и почтальонша получила выговор.
Сегодняшняя ее победная усмешка — это демонстрация того, что счет у нас 2:1 в ее пользу, ведь, если меня посадят, ей не придется больше носить мне газеты.