Агатовый перстень

—  Что вы тут говорите о честности, господин  Фай­зи? Вы мусульманин, и мы мусульмане. Все мы испол­няем заветы пророка нашего Мухаммеда, хвала ему — справедливейшему из справедливых, судье поступков человеческих, да благословенно будет его имя. Но за­метив нетерпеливое движение Файзи, он оборвал славо­словия и перешёл прямо к делу. — Дорогой госпо-дин большевик, ваш сын Иргаш в полной безопасности и благополучии пребывает здесь, у нас.

—  Что-о..? — От ярости Файзи не мог говорить.

—  Позвольте вам разъяснить: ваш сын Иргаш тут ни при чём. Если только позволите так выразиться, он своим именем помог нам привлечь в наши дружеские объятия своего знаменитого отца...

—  Западня! — выдавил из себя Файзи. — Недостой­ная, подлая западня.                                                     

Его взгляд бегал по бородатым лицам курбашей, и вдруг, к своему удивлению, Файзи услышал недоволь­ное ворчание. Да, да, он не ослышался. Эти хитрые, коварные, подлые кровопийцы, как он всегда называл их, свирепо вращая глазами, почти рычали:

—  Недостойно!.. Предательство!..

Они, изощрявшиеся во всех хитроумных предатель­ствах, возмущались и негодовали. Хотя они и ненави­дели и боялись Файзи за его мужество, храбрость, его влияние среди простого народа, среди трудящихся, хотя они и считали Файзи изменником делу ислама, но все они — одни больше, другие меньше — боялись его и, как ни странно, питали уважение к нему как к безумно смело­му и честному человеку. Они знали его прозвище в народе — справедливый Файзи. Многие из них испыты­вали горечь, не говоря уже о страхе, что такой выда­ющийся воин идет не с ними, а сражается против них. Его поведение, благородство, преданность делу Ленина вселили в их тёмные, запутавшиеся в собственной алч­ности и животных страстях, умы сомнение в правоте своего дела. Многие, трусливо забывая о совершенных зверствах, питали надежду, что вдруг и им придётся пе­рейти на сторону Красной Армии, и тогда Файзи, му­сульманин, им поможет, замолвит за них словечко. И вот они встретились с Файзи. Все они смотрели на него с чувством величайшего удивления и даже благогове­ния. Это не значит, что они сами не подняли бы на него руку. Нет. Большинство из них прошло такой путь кро­ви и насилий, что было готово на всё... Но им, тем не менее, претил способ, которым зять халифа добился приезда Файзи, храброго воина, батыра. Отцовские чувства на Востоке священны, и расставлять ловушку отцу, используя в виде приманки сына, — нет, даже им, изощрившимся в предательствах, это претило... Они по­чему-то сначала подумали, что Файзи прибыл к ним добровольно, по собственному желанию, по приглаше­нию, и возрадовались. А теперь выяснилось, что образец мужества — Файзи — предательски завлекли. Не стесняясь Энвербея, они ворчали:

—  Безобразие!.. Недостойно!

—  Военная хитрость не имеет границ, — резко при­крикнул Энвербей на своих расшумевшихся  соратни­ков. Не очень он церемонился с ними в последнее вре­мя. Все смолкли. Только Ибрагимбек, прибывший из своего Локая на один день в лагерь зятя халифа по специальному приглашению, что-то   пробормотал о за­конах гостеприимства.

—  Совершенно верно, — подхватил зять халифа, — господин Файзи и не посетует, если мы назовем его на­шим дорогим гостем. Минуточку, господин Файзи, раз­решите обратить внимание, что в моём лице вы имеете дело с человеком европейского воспитания, лишенным азиатских привычек и азиатского коварства. Вы в пол­ной безопасности, порукой тому моя честь турецкого офицера. Вы видите, мы оставили при вас ваше оружие, что противоречит всем обычаям военного времени... Да и нечего льву стыдиться своих цепей... золотых цепей! Ведь вы наш дорогой гость, а не пленник. Смотрите на себя как на равноправного военачальника. Вы воена­чальник, и я военачальник. Остаётся выразить сожале­ние, что мы велением судьбы оказались в разных лаге­рях. Сегодня мы враждуем, завтра миримся, послезавт­ра идём по одному пути великого государства Турана. Неужели вы никогда не ошибались, неужели вы не до­пускаете, что можете ошибиться?!

Уже давно Файзи порывался перебить зятя халифа, но бесполезно. Энвербей, как всегда, увлёкся своей речью. Наконец он сделал паузу, чтобы выпить глоток чаю. Этим воспользовался Файзи, он резко сказал:

—  Прикажите позвать Иргаша.... Я с ним... Я ему хочу сказать, как поступили с его отцом...

—  Зачем же? Вы его увидите позже. А сейчас раз­решите, используя возникшие обстоятельства, выска­зать некоторые деловые замечания. Они состоят в сле­дующем: первое — вас, господин Файзи, мы назначаем командующим гиссарской армией ислама. Второе — вы отдаёте приказ своему отряду прибыть в полном воору­жении и сохраняя конский состав сюда. Третье — все ваши люди сохраняют должности в отряде и имеющее­ся оружие... Господин Шухри-эфенди, прошу вас, со­ставьте соответствующий обстоятельствам  «ахд-намэ» — рескрипт. Я подпишу.

Чувство горечи теснило сердце Файзи. Так глупо по­пался, так невероятно глупо. И у него созревала новая мысль, вырисовываясь в усталом мозгу, принимала всё более отчетливую форму. Глубоко вздохнув, он твердо сказал.