Агатовый перстень

— Вы человек интеллигентный, доктор, культурный... Представьте себе, если можете, Санкт-Петербург... Гене­ральный штаб. Навощённый паркет, полированный пись­менный стол, вроде саркофага... Тяжёлая бронза. Неверо­ятно: здесь —грязь, вонь, комары. Там — блеск, чистота, бронза. За столом в кресле — сановник с баками а 1а Skobeleff... Перед ним сидит молодой, с розовыми ще­ками, ещё почти безусый... в сверкающем мундире офи­цер, скажем, князь, аристократ, чёрт возьми, настоящий князь... тысячелетнего рода, гедиминович... Разговор приватный, «тэт а тэт», сугубо тайный. Сановник излагает задачу... в государственном плане: Средний Восток, пути мирового значения. Надо повернуть южные племена против господ британцев. Проникнуть в душу, жить, вооружить, посеять ненависть. Поднять золотом? Да. Оружием? Да. Но прежде всего морально, психологи­чески. Использовать религию, патриархальность, перво­бытную честность, кровную месть. И тридцать, сорок тысяч всадников, диких, неукротимых, ненавидящих, бро­сить против англичан, шаха, купцов. Задача ясна! Офи­цер вполне подготовлен, востоковедческое образование, говорит по-персидски, как тегеранский перс, по белуджски — как белудж, по джемшидски — как джемшид. Полиглот... Офицер богат, как Крез. В деньгах не нуж­дается. Принят в высшем свете. Но романтика служения царю и отечеству! Романтика приключений!.. Открыть путь к Персидскому заливу, помочь победоносному шест­вию России к тропическим морям. А в далёкой перспек­тиве — сказочная Индия... Ну что же, разговор не затя­гивается. Сановный генерал... я забыл сказать, он был генерал, жмёт руку молодому офицеру, желает успеха, произносит приличествующие месту, времени, разговору слова — и... Прощай Санкт-Петербург, прощай цивилиза­ция... на долгие годы. Мудрому в наше время надо бы иметь две жизни. В одной — приобретать опыт, в другой — применить опыт на деле... Но я... если бы пришлось повторить... всё с начала повторил бы, честное слово!

Больной долго пил чай.

— Хорошо бы для бодрости коньячку. Я и вкус-то его забыл.

Из двери доносилось тяжёлое дыхание душной летней ночи. Квакали лягушки, ухала выпь. В камышовой кры­ше что-то шуршало и верещало. В комнатке гудели комары. Разгладив слабыми пальцами разлохматившую­ся материю одеяла, раненый продолжал:

—  Знаете, доктор, очень старый коньяк «Фольбланш». Вольёшь его из рюмки в горло — и он расплавленной ла­вой по пищеводу... и в то же время нежно так ласкает, точно семнадцатилетняя очаровательница бархатной руч­кой... Такой коньяк мёртвого воскресит... Представьте банкетный стол, хрустящая скатерть, прибор — и в рю­мочке искрится оранжевым огнём жидкость... Ужасно хо­чется коньяку.

Доктор молчал и думал...

Снова заговорил Сеид Музаффар:

— Прошло три месяца. Наш аристократ уже на юге, но в каком виде! Клянусь, и любимая женщина не при­знала бы его. На севере остались книги, Эльснер, Комиссаржевская, Пати, Красавина... Мариинская опера, мечты юности... фантастические кутежи... вина подвалов удель­ного ведомства... тончайшее белье, духи «Л'ориган Коти», божественная музыка, картины... Ботичелли, Буше, Леви­тан... Да... впрочем, зачем всё это. Дальше начинается но­вая, совсем новая история.

Он снова пил чай.

—  Представьте себе высокий, весь в белой полыни, плоский берег сухого, как порох, русла. И на выжженном берегу — чёрные цыганские шатры... замурзанные ребя­тишки... Черноглазые косматые женщины... с золотыми браслетами на руках, на ногах, на шее, даже в носу, гряз­ные, но чертовски красивые, сложенные, как богини... и та­кие же воинственные, как мужчины... скачут верхом... сра­жаются. Тут же козы, бараны... Вокруг кочевья горы навоза, чтобы отпугивать комаров. Ну и соответствую­щие ароматы, конечно. Дым костров стелется по кусти­кам полыни и в жаркой мари, за скалистые, точно разва­лины средневекового готического замка, горы заходит солнце... И всё: и запахи навоза в смеси с горькой пылью, и чёрные с закатными бликами откинутые полы шатров, и розовый дым, и белые зубки под золотым обручем но-мадок — всё дьявольски, непостижимо   романтично. Да тут ещё с топотом, с грохотом живописные всадники бу­рей с горных склонов! Топот, ржание, приветственная стрельба, писк детей, радостные вопли женщин. Торже­ственно в аул въезжает сын давно пленённого шахскими жандармами вождя... племенного властелина.