Агент

— Что ж, — кивнул я инспектору растерянно, — спасибо за совет, учту.

Да уж, как бы мне не заиграться напрочь с моими барышнями. Ревнивые женщины, они ведь могут доставить хлопот и неприятностей больше, чем даже охотящиеся на нас убийцы.

В этот раз, кстати, граф в сопровождение нам выделил аж пять охранников. Но орк, видать, надумав полихачить, поддал двигателю пару, и мы очень скоро оторвались от заметно отставшего эскорта. До места добрались быстро и без приключений.

Единственное, что поразило меня, так это поля, тянущиеся вдоль дороги на подъезде к усадьбе Непряхина. Не рожь, не пшеница и не овёс, и даже не картошка или капуста, а сплошные бескрайние заросли крапивы. Я даже своим удивлением с Холмовым поделился, за что и был тут же осмеян. Оказалось, хозяйство вовсе не в упадке, как мне подумалось, и крапива в таком количестве выращивается намеренно. Это из неё Непряхин ткань выпускает чуть ли не в промышленных масштабах.

Уж не знаю, насколько трудоёмок процесс роспуска стеблей крапивы на волокно и его последующая обработка, но вот с выращиванием сырьевой культуры у местного «текстильного магната» проблем не должно было возникнуть ни малейших. С этим Непряхин точно не прогадал. Любому садоводу-дачнику известно, что, в отличие от чего-то нужного и полезного, этот дурацкий жгучий сорняк вечно прорастает, где надо и где не надо. Да так, что задолбаешься выпалывать. А если не уследишь, за пару недель получишь заросли чуть ли не в человеческий рост.

Проживало семейство убитого промышленника в особняке, обнесённом, по неизменной национальной традиции, высоким и глухим деревянным забором. Сам довольно большой бревенчатый дом с солидным каменным подклетом показался мне совсем недавно построенным. Стены, по крайней мере, ещё даже не успели потемнеть, выгорев на солнце.

Вокруг дома аккуратные клумбы с цветами, кустики, невысокие деревца с оформленными кронами. Конечно, не так всё вычурно и шикарно, как у графа Миассова, но тоже вполне респектабельно и симпатично.

А вот Ульяна Карповна, пожилая и довольно тучная хозяйка дома, вышедшая с хмурым видом нам навстречу, почему-то симпатии у меня не вызвала. Не знаю почему.

Да, радушным приём назвать было нельзя, и в дом нас пригласили довольно сухо, без особого желания. Но тут внезапно овдовевшую женщину вполне можно было понять и простить. Но вот что-то во взгляде Ульяны Карповны мне не нравилось. Неприятным был взгляд. Да, собственно, и какое-то раздражённо-пренебрежительное выражение лица почтенной вдовы никак не располагало к приятному общению.

Присутствовал в доме и оставленный околоточным надзирателем, специально для ведения следствия по делу, жандармский урядник. Вот он то, после въедливой проверки наших документов, и провёл нас в спальню к убиенному Пантелею Марковичу. По-моему, этот уже немолодой провинциальный блюститель порядка даже обрадовался нашему появлению. Желание переложить всю ответственность на плечи столичных сыскарей было тому причиной или же простая скука, сразу и не разобрать. Но помогать нам урядник взялся с радостью и энтузиазмом.

Самого тела в спальне уже не было — перенесли в холодный подклет для омовения и последующей лучшей сохранности. Так что урядник продемонстрировал нам лишь залитую кровью постель да лежащий на прикроватной тумбочке охотничий нож, перепачканный почему-то не только кровью, но и землёю.

— А мы его, ваши благородия, в цветнике под окном нашли, — взялся пояснять урядник. — Окно, оно ведь открытое было, вот Илья Никонорыч, околоточный наш, и решил, что убивец туда убёг. Да и приказал нам всё на предмет следов обследовать.

— Обследовали? Кроме ножа ещё улики обнаружили? — Холмов, склонившись над ножом, что-то на нём рассматривал.

— Следы, ваше благородие, на клумбе давеча вскопанной. Мужской сапог среднего размера, в соответствии с размером заключённого под стражу подозреваемого. Нож так же принадлежит Еремею Непряхину. О том все домашние свидетельствуют. Клинок заметный, эльфами из Каслей кованный и отцом подозреваемому даренный.

— А что сам подозреваемый? — оторвался от созерцания ножа инспектор. — Отвергает обвинения?

— Никак нет, ваше благородие, — развёл руками урядник. — Говорит, что был пьян, помнит только, как поссорился вечером с отцом и уехал в кабак. А там ко всему узнал о смерти приятеля, ну и надрался с горя в стельку. О том, что делал после, поведать не смог по причине беспамятства. Да и встретил нас, вид имея шибко помятый и болезный.

— Пока что всё против Еремея Пантелеевича, — повернулся Холмов ко мне.

— Давайте тогда, может, самого потерпевшего спросим, — предложил я. — Время идёт, а у нас ещё дел полно.

Спорить со мной никто не стал, спустились в подклет. Похоже, где-то рядом был ледник — долго в таком помещении, хорошенько не утеплившись, не высидеть. Впрочем, долго сидеть и не понадобилось.

Устроившись рядом с телом седобородого старичка, я очень быстро наладил контакт с его душой. Точнее, я почувствовал, что контакт есть. Однако толку от этого было ноль, не шла картинка от слова совсем. Сплошная темнота, ничем не колеблемая.